На воре шапка горит
Шрифт:
— Спасибо, — со вздохом отозвался Бэн. — Я думал, будет хуже. Беримором каким — нибудь назовет.
Митя сознательно уводил разговор в сторону шуточных препирательств. Острый и проницательный ум Антонины Ангелевской обладал способностью цепляться за любые, невидные иным зацепочки и мог вытащить на поверхность все, о чем старались умолчать собеседники. Митя знал это не понаслышке. Это вместе с Тошей они распутывали весной настоящую детективную историю, в которой Бэн и вправду пострадал не меньше сэра Чарльза Баскервиля.
— А что украли — то? У вас украли?
Вот ведь, Ангелевская! Митя волчком провернулся на скрипучей раскладушке.
— Ничего
— А у кого?
— У других. Все, я буду спать, устал.
На минуту наступило молчание, но не спокойное, располагающее ко сну, а озадаченное, недоуменное. И Митя сам это чувствовал, поэтому напряженно ждал новых Тошиных атак. Ангелевская просто так не отступится. Неожиданно заговорил Бэн.
— По — моему, он темнит. А, Тош? Ты как думаешь? Темнит Попандопуло?
— Темнит, в натуре.
— И так темно, куда ж темнить — то, просто спать пора, — пытался еще увильнуть от объяснения Митя.
— А я тебе спать не дам, — заявил Беньяминов. — Я тебе в темноте темную сделаю, если ты сейчас не расколешься. Давай колись, чудило, кого тут ограбили. Ты, что ли, кого — нибудь выпотрошил?
— Нет, — вздохнул Митя, — но на меня тоже думают.
— Я же знала, я же чувствовала! — тут же взорвалась Ангелевская, не скрывая удовлетворения от правильности своей догадки. — Еще в Москве. Ну не может такого быть, чтобы он просто так забыл позвонить. А уж когда на берегу без штанов его увидела, сразу ясно стало — что что — то не так. Что — то случилось.
— Она права? — спросил Бэн.
— Права, — буркнул Митя.
— Тогда рассказывай.
Что делать, в который уже раз Митя все рассказал. Ну, не совсем все. Про Алену он опять умолчал, и как ее провожал, и как в окошко заглядывал. Это все его личное.
После рассказа, как и ожидал Митя, последовали расспросы. Старались оба — и Бэн, и Тоша. Выдохлись, когда небо уже посветлело, а уснули при первой птице.
Утро нового дня началось для Мити с подарков. Ни одним из них он не мог воспользоваться сразу. Родители подарили классную вещь — роликовые коньки, но в Дубках и в округе такой асфальт, что лучше уж их поберечь до Москвы, так решил сам Митя. Тоша с Бэном притащили CD — диск любимой Митиной рок — группы и новые версии двух компьютерных игр. Только компьютер тоже в Москве. Но все равно приятно. Новорожденный даже завтракал, сложив подарки рядом с собой на видном месте, нет — нет да и посматривая на них. А к половине одиннадцатого, так рано, как никогда, он шел со своими друзьями на реку, купаться, и веселость пронизывала его, как ни разу за это лето. По дороге знакомил Тошу и Бэна с Дубками.
— Панкратов дальше живет, — объяснял он. — Я вам покажу. А тут Ташковы жили. Ну, тот дом, где та самая тарелка висела. О… — неожиданно остановился Митя. — Приехали.
— Куда? — остановилась по Митиному примеру и Тоша, а за ней и Бэн.
— Да не мы. Они приехали.
Действительно, новые, поселившиеся здесь с этого лета дачники вернулись из поездки. Ворота были все так же закрыты, но на участке стояла иномарка, очевидно, их утреннее появление Митя и его друзья просто проспали.
— Помните, я вам говорил, — пояснил Митя, — что они на курорт уезжали, поэтому и просили Петровича за домом приглядывать. Ну вот, вернулись. Значит, у Петровича черный день. Тарелку — то свистнули. Надо к нему зайти. Надо зайти…
— Значит, мы уже не идем на
— Почему? Идем, — успокоил Митя. — К Петровичу на обратном пути заглянем. Все равно мама сказала рано не возвращаться, а то стол накрыть не успеет.
Они еще посмотрели на "Запорожец" Панкратова, теперь уже при всех колесах, поздоровались с Виктором на проходной, глянули на заколоченную нору Дантеса и, миновав до поры двор Петровича, пришли на реку, на пляж.
Лучшее купание, как известно, с самого утра. Но уставший за неделю дачный люд, собравшийся на выходные в Дубки, не выходит из дому раньше одиннадцати и обычно только продирает к этому времени заспанные глаза. Местные же, из стариков, встают рано, да их на реку калачом не заманишь, молодежь тоже спит, разве что рыбаки спозаранку сидят. Так что к приходу Митиной компании на пляжике размахивал руками единственный спортивного вида мужик, делал зарядку. А на противоположном берегу, там, где собираются зараевские, вообще никого.
"Еще не время, — решил для себя Митя, — так даже лучше". Пока никого не было, он, Тоша и Бэн накупались на славу.
— Ка — айф, — отфыркивался Бэн уже на берегу. — Все лето мечтал. Я думал, у вас и плавать тут негде. Вчера, куда не сунемся — по пояс, а то и по колено. А здесь хорошо.
— Вода только стоячая, — заметила Тоша. — А вроде бы река.
— Никакая не стоячая, — обиделся за речку Митя. — Запруда здесь просто. А дальше хорошее течение, ну да вы сами вчера видели. Там мелко, зато на баллоне плыть классно, несет — одно удовольствие.
— На каком баллоне? — не поняла Тоша.
— На автомобильной камере. Вчера тут катался с ребятами, жаль их сейчас нет, я бы вас познакомил.
— Это те, что ли, из… как его, Сараева? — спросил Бэн.
— 3—за — раева, — очень четко поправил Митя.
— А с виду Сараево, — Бэн, приложив ладонь козырьком, сделал вид, что всматривается в сторону поселка на другом берегу за полем. Действительно, Зараево отсюда смотрелось не очень приглядно —. заборы, низкие крыши, бурая водокачка.
Они провалялись с периодическими купаниями на пляжике часа два. Народ постепенно заполнил оба бережка на запруде, но Митя не спускал глаз с одного — противоположного. Он ждал появления тех, с кем мечтал познакомить своих московских друзей, только по его задумке все должно было случиться ненавязчиво, как бы случайно. Увы, ждал он зря.
Солнце уж давно шпарило беспощадно, забравшись на самую вершину своего ежедневного пути, а Никита с компанией или хотя бы кто из них так и не появлялся. Митя тайно досадовал. Больше ждать не имело смысла. Бэн начал скучать, да и сам Митя тоже. Только Тоша хладнокровно поджаривалась на инфракрасном облучении солнечного огня.
"Пожалуй, пора. Знать, не судьба сегодня", — решил про себя Митя. Он решительно поднялся с травки.
— Еще окунемся? — встрепенулся осоловелый Бэн.
— Нет, пошли к Петровичу.
— А позагорать? — сонно воспротивилась Тоша.
— Тебе вредно, Ангелевская, у таких белокожих на солнце шкура слезает.
Тоша пообещала, что "шкуру она еще припомнит", но стала одеваться и вдруг предложила:
— А может, лучше в Зараево сходим?
— Зачем? — воспротивился Митя, тащиться по жаре без шансов на успех не входило в его сегодняшние планы. Да и времени уже много.
— Что мы будем делать у твоего Петровича?
— А в Зараеве что?