На воре шапка горит
Шрифт:
— Ну все, все, — утешала ее, прижимая к себе, Митина мама. — Все ведь уже хорошо. Он сидит уже "Скорую" побежали вызывать. Все обойдется.
— Ты как? Как себя чувствуешь? — допрашивал тем временем ошалело озирающегося Васечку Сергей Евгеньевич.
— Да уложите вы его опять, пусть полежит! крикнула Митина мама. — Ему не надо вставать.
Вид у Васечки действительно был неважный. Ив разбитой левой брови до самого подбородка тянулась неровная струйка крови. На подбородке ссадина, гл заплыл, взгляд безумный, непонимающий.
— Кто тебя бил? Ты помнишь, кто тебя бил? — все спрашивал Сергей Евгеньевич.
— Не помню, — так Васечка отвечал на все вопросы.
— Сколько их было? Много? Ребята из Зараева?
— Не помню, — твердил пострадавший. — Темно вокруг. Вижу плохо.
— Да оставьте вы его, — вмешалась Тоша. — Ему же плохо.
Сергей Евгеньевич дико глянул на нее и быстро отвернулся к реке. Он стоял на коленях рядом с Васечкой, держа его за руку. Второй рукой Сергей Евгеньевич прикрыл глаза, быть может, заплакал.
Когда приехала "Скорая" вместе с Петровичем, указующим путь, Васечка чувствовал себя уже немного получше. Сам начинал разговор, жаловался, что болит голова, но всех узнавал и, как сам выражался, "просветлело". Его уложили на носилки и унесли в машину. "Скорая" не могла подъехать поближе из — за неровностей берега. Вместе с Васечкой в больницу уехал Сергей Евгеньевич. Таська осталась со своей мамой. Их обоих отпаивали валерьянкой на Митиной даче, потом чаем. К себе домой они ушли совсем под вечер.
"Рыжик" в тот день так и не ели.
Спать легли рано. Вернее, свет в домике, где укладывались Митины родители и бабушка, не гас в окошке еще долго после полуночи, но Митя, Тоша и Бэн заняли свои раскладушки под тентом еще до одиннадцати. Семен ушел в дом, он предпочитал спать под настоящей крышей.
Сначала молчали, хотя никто и не спал, и не собирался. Но всем было ясно, что просто так они не уснут, еще один разговор обязательно состоится. Его только надо было начать. Эту миссию взяла на себя Тоша.
— Плохо все получается, — сказала она. — И для тебя, Мить, плохо. Чем дальше, тем хуже.
— Почему ты так думаешь? — Митя повернулся, чтобы видеть собеседницу. Хотя бы то, что можно было еще разобрать в сгущавшихся сумерках.
Тоша лежала на спине, подложив руку под голову и глядя в черный прямоугольник тента. И лучше всего виден был ее нос — немаленький, но правильный и аккуратный. "Классический профиль", — сказал когда — то об Ангелевской их преподаватель истории.
— Опять все на твоих друзей думают, — сказала она. — Ты же слышал, что они говорят. Их всех видели в это время на пляже.
— Я еще и другое
— Долго ли сбегать морду набить, — выразил сомнение Бэн.
— Ты что? — сразу развернулся в другую сторону Митя, его раскладушка стояла посередине. — Ты что, тоже на них думаешь?
— Ни на кого я не думаю. Просто все это надо учесть.
— Он прав, — поддержала Тоша. — И все против них. Смотри сам, — теперь она развернулась лицом к Мите, а Митя к ней. — Тут главное даже не то, что они вроде бы никуда не отлучались с пляжа. Бэн, наверное, прав, побить можно быстро, особенно если к этому еще и готовиться. Тут важен мотив, причины, почему его могли побить.
— Побили и побили, — проворчал Митя. — Мотив еще какой — то… Просто так. Рожа кому — то не понравилась.
— Может, и так, — кивнула Тоша, — но уж очень жестоко. Не помнит даже ничего. Но я не об этом. Я о причинах. Мама этого Васечки рассказала, что его папаша сегодня с утра в Зараево ходил, помнишь?
— Ну, помню.
— Ходил разбираться, и как раз к кому — то из твоих друзей.
— К Лысому — Сереге. Я так понял, потому что Тась — ка его запомнила, когда он ко мне приходил, а вчера, дура, выследила, где он живет. Сама же и рассказала, когда их чаем поили. Только ведь никакого мотобайка у Лысого не нашли. Ни милиция, ни Сергей Евгеньевич.
— Правильно, — согласилась Тоша, — но Васечку сразу после этого, прямо же в этот день и побили.
— Побили и побили, — пробурчал Митя, но совсем неуверенно. Ему и самому не нравилось такое совпадение, даже сердце сжималось тоской, когда он думал об этом.
— Что ты собираешься теперь делать? — спросила Тоша.
— Что и делал, — ответил Митя через минуту. — Буду искать мотобайк и Ленина. Хоть это докажу.
— Мить, ты не обижайся, — приподнялась на локте Тоша, — но вдруг это они его били? Ну не все, а кто — то из них.
Митя ничего не ответил. Тоша продолжила:
— Вот ты и сам сомневаешься. В этом тоже надо разобраться.
— Зачем? — вскинулся Митя. — Чтобы их в колонию отправили? Я что, гад?
— Хотя бы для себя. Мне так кажется. Я бы на твоем месте узнала. Но тут должен узнавать только ты.
— Ага, вы завтра уедете, а я буду тут разбираться. Мотобайк искать, Ленина, и еще это… Ну, правильно, друзья — то мои.
Он отвернулся от Тоши и натянул простыню на голову.
— Я останусь, — лениво протянул Бэн. — Мне сейчас в Москве делать нечего. Родичи меня отпустили, хоть на неделю.
Митина голова вынырнула на волю.
— А ты? — обернулся он к Тоше. Ангелевская мялась, тянула с ответом.
— Ну, я не знаю. Я должна вернуться завтра. Конечно, если бы отсюда позвонить… Как скажет мама.