На восходе луны
Шрифт:
— Нет, Андрюша, нет, не надо, — таки нашла она силы сопротивляться. — Не надо! Нам действительно надо домой, уже так поздно…
— О да! Уже действительно поздно, — ухмыльнулся Андрей, ловким движением руки расстегивая Маринкины джинсы. Его длинные чувственные пальцы нагло влезли под трусики и начали прокладывать себе дорожку в неизведанное.
— Перестань! — взвизгнула Марина. — Прекрати, что ты делаешь?! Нам надо домой, отпусти меня!
— Кому 'нам'? — Андрей приподнялся над нею и самодовольно улыбнулся, взирая на распятую под собою жертву. Он даже прекратил на некоторое время 'внедрение в стан противника', однако руку так и не вытащил, нагло демонстрируя, кто здесь хозяин. — Кому 'нам'? Ты имеешь в виду Лариску? Так расслабься, твоей подруге
И он резким движением сорвал с Марины джинсы вместе с трусиками. Та заверещала что-то, пытаясь оттолкнуть нахала от себя. Но где ей-то, с ее 'метр шестьдесят в прыжке', да против его ста восьмидесяти восьми плюс девяносто пять килограммов веса?..
…Это не было грязным изнасилованием. Скорее, изнасилование — а это, без сомнения, было оно — было нежным и красивым, если такое возможно. Несмотря на все Маринкины возражения, не обращая ни малейшего внимания на ее взвизги и выбрыки, Андрей целенаправленно шел туда, куда его пускать не желали. Освободив Маринкино тело от тесных джинсов, снимать блузку не спешил. Андрей только ловко распахнул ее, оголив плечи и грудь Марины, при этом как-то хитро умудрившись обездвижить ее руки, тем самым ограничив сопротивление. А дабы несчастной жертве было уж совсем сложно освободиться, еще и скрутил их бюстгальтером. Таким образом, брыкаться Марина могла теперь только голенькими до безобразия, стройненькими ножками. Да только все ее взбрыки попадали прямехонько в воздух, так как хитрый Андрюша удобно устроился между ее хорошенькими ножками, и максимум, что ему грозило, это удары Маринкиными пятками по его мягкому месту.
Андрей не спешил к завершению процесса. Ему, казалось, игра была гораздо интереснее, чем, собственно, непосредственный половой контакт. Он со знанием дела ласкал распростертое Маринкино тело, при этом постепенно, опять же не спеша, избавлял от одежды самого себя. Ох и ловок же был, паршивец! И Маринка, испуганная и однозначно не желающая непосредственной близости, постепенно расслабилась под его ласками, поверила, что ничего страшного не произойдет, что в самый ответственный момент Андрей остановится, и она так и останется девушкой. Периодически она все еще возражала, все еще просила отпустить ее, но все чаще ее возражения высказывались непозволительно сладострастным голосом, так что даже самый законопослушный, самый скромный и нерешительный юноша не изменил бы своим первоначальным намерениям. Постепенно Марина даже позабыла, что является вроде как жертвой, даже начала тихонько постанывать под умелыми ласками Андрея. Совершенно расслабилась, от удовольствия даже закатила глаза, когда вдруг все ее тело разорвало что-то огромное и свирепо-огненное, вторглось в заветные девственные глубины наглое, совершенно беспардонное и даже враждебное инородное тело. Маринка вскрикнула:
— Нет, не надо! А-а-а-а! — и замолчала, понимая, что ее возражения теперь уже абсолютно бессмысленны.
Но так болезненны были вбивания 'кола', и так обидно было терять девственность вот так, за здорово живешь, что слезы моментально покатились из глаз, и Маринка, вздыхая и охая в такт наглых вторжений в сокровенные свои глубины, потихоньку начала всхлипывать и некрасиво шмыгать носом. Боль, резкая и какая-то промозглая, уступила место боли пекущей, неприятной. 'Инородное тело', ритмично вторгающееся в нее, казалось откровенно неподходящим по размеру, и Маринка, потихоньку подвывая от боли и обиды, попыталась вытолкнуть его из себя. И ей это даже удалось. Но тут обидчик, оскорбившись внезапной непокорностью жертвы, резко задрал ее ноги, забросив на свои плечи, и вновь ворвался немилосердным победителем, причинив еще большую, чем раньше, боль. Марина плакала, размазывая тушь по щекам. Но насильник не обращал на это ни малейшего внимания. Он лишь откинул голову назад, закрыл глаза и методично вгрызался в несчастную Маринкину плоть. И
— О, маленькая, о, детка, о, о, о, моя сладкая…
Вдруг резко остановился, обмяк и, наконец, оставил в покое истерзанное Маринкино тело. Лицо его, еще несколько мгновений назад сосредоточенное на удовольствии, расплылось в блаженной улыбке:
— Ну вот, киска, а ты говорила 'Не надо', - гаденько произнес он. И в этот момент взгляд его упал на 'инструмент'. — Эт-то чё?
И тут же обнаружил растекшееся пятно крови под Маринкой.
— Твою-у-у-у мать! — разочарованно и с неприкрытой злостью протянул Андрей. — У тебя что, месячные? Ну и что я теперь буду делать с этим покрывалом?!
— Сволочь ты, Андрюша. И дурак. Нет у меня никаких месячных!
— А это что, — бесстыдно продемонстрировал Андрей еще 'несдувшийся' орган, щедро окрашенный потеками крови. — Или ты хочешь сказать, что это у меня месячные начались? Твою мать! Предупреждать надо! Теперь иди вот, отстирывай.
Марина ответила с неприкрытой злостью:
— Я тебе еще раз говорю — это не месячные!
— А что это, по-твоему? Сперма?!
— Да ты, Андрюша, не просто дурак. Ты еще и полный идиот. А вот следы моего позора уберешь сам.
— Чего? — возмутился было Андрей. — С какой стати я должен…
Наконец поняв-таки причину появления кровавых пятен, сменил тон на удивленный:
— То есть? Ты имеешь в виду… О, блин!
Сел на край кровати, по-прежнему не стесняясь наготы, удивленно и недоверчиво разглядывал кровь на своем теле:
— Что, правда, что ли? А какого ж хрена ты поехала? Ты что, совсем глупая, не понимаешь, для каких целей мальчики везут девочек на дачу? Романтики захотелось?! Блин, а мне что теперь делать с этим долбаным покрывалом?! Это ж родительская спальня!
— Уж что-нибудь придумаешь, ты, насколько я понимаю, парень предприимчивый, — холодно ответила Марина. — Покрывало — не девственность, можно восстановить.
— Ой, подумаешь, девственность, — возразил Андрей. — Да кому она сейчас вообще нужна, твоя девственность? Кто на нее внимание обращает? Но если ты хотела мужу непременно чистенькой достаться, то какого хрена сюда приперлась? Неужели сразу непонятно было, что вас снимают для определенных целей? Лариска твоя, вон, в момент смекнула, и, заметь, Вовке ее даже уламывать не пришлось, сама как миленькая в постельку поскакала! Только не говори мне, что и она была девственницей — вот уж вовек не поверю!
— А я и не говорю, — тихонько пробурчала Марина, слезая с кровати и стыдливо прикрываясь руками. — Где я могу помыться?
— Удобства в конце коридора, — съязвил Андрей. — Так что, милая моя, хочешь отмыться от грязи, сначала придется с голой жопой по этажу пройтись. Или одеваться на грязное тело. Да ты не стесняйся, там все свои — твоя подружка еще та шлёндра, ее ты своим видом не удивишь, она только обрадуется, что теперь ей куда как веселее будет коротать ненастные деньки!
Марина игнорировала его слова. Вернее, сделала вид, что не слышала оскорбления. На самом деле обидно было до слез. Ну что за мерзавец! Гад, изнасиловал несчастную девчонку, а теперь еще и измывается. Недолго думая, стянула покрывало с постели, обвернула вокруг себя и вышла из комнаты, направляясь в душ. Однако Андрей не остался в комнате, пошел вслед за нею.
— Ладно, извини. Я тебя прикрою.
— Спасибо, уже не надо. Я уж как-нибудь сама, — холодно ответила Марина. — Ты б лучше свои причиндалы прикрыл.
Андрей не отреагировал на ее замечание, шел за нею, не отставая. Больше того, не позволил Марине закрыться, втиснулся вслед за ней в небольшую ванную комнату. Та уставилась было на него возмущенно, категорически отказываясь принимать водные процедуры при нем. Да нахал безапелляционно сорвал с нее покрывало:
— Ладно тебе, ты еще стесняться меня будешь после всего.