На восходе луны
Шрифт:
Виктория поразилась:
— Ну дура-а-ак! Нет, честно, Потураев, я таких дураков еще не встречала! Даже не представляла, что такие экземпляры еще существуют. А оказалось, лично знакома с одним из них. Да кто ж тебе, Андрюша, вбил в голову таки глупости?
— Нашлись добрые люди, — недовольно протянул Потураев. Все-таки мало приятного в том, что тебя называют дураком, да еще и редким экземпляром. Пусть даже и очень близкий друг, но все-таки неприятно.
— Да уж, добрые, — отозвалась Виктория. — А скажи мне, Андрюша, ты когда-нибудь представлял себе, что твоей женой может стать Марина? Хотя бы в эротических фантазиях?
— Не-а, — убежденно
— И что, — продолжала допрос Вика, — никогда не хотел ее увидеть? Неужели не хотел?
Андрею все еще сложно было признавать собственную слабость, но тем не менее ответил искренне:
— Конечно, хотел! Постоянно.
— Ну так в чем же дело? Андрей, я не понимаю…
— Да все в том же, — нетерпеливо перебил Потураев. — Все в том же: не мог самому себе признаться в зависимости от нее, неужели тебе так сложно это понять?!
— Сложно, — честно призналась Виктория. — Я этого понять не могу. Возможно, потому, что я женщина, а может, имеется в наличии некоторый дефицит серого вещества, но я этого не понимаю. Мне кажется, если любишь человека, непременно нужно быть рядом с ним в любых ситуациях.
Андрей хмыкнул:
— Никогда не считал, что у тебя дефицит серого вещества. Наверное, все дело в том, что ты женщина. Мне, например, мое поведение казалось вполне логичным и оправданным.
Виктория парировала:
— Было бы оно логичным и оправданным, ты бы сейчас не убеждался в собственной глупости!
Потураев был вынужден признать ее правоту.
— Тоже верно. Ну хорошо, мы выяснили, что я дурак. — Что дальше? Всю оставшуюся жизнь сожалеть об ошибках прошлого?
— Нет, ну зачем так пессимистично, — протянула Вика. — Теперь все очень просто: ты осознал ошибку, осталось только ее исправить.
— О да, — с издевкой произнес Андрей. — Теперь все действительно просто! Только ты забываешь: сама ведь сказала, что она наверняка замужем.
— Ну я только предположила, что она действительно может оказаться замужем, но это ведь еще далеко не факт. И даже если она действительно замужем, что это меняет? Ты ее что, тут же разлюбишь?
— Вряд ли, — невесело усмехнулся Потураев.
— Вот и я о том же, — согласилась Вика. — А скажи, Андрюша, неужели ты все эти годы не пытался о ней узнать что-нибудь? Неужели нет никаких источников информации?
— Да был, — протянул Андрей. — Был у меня засланный казачок, да ты его и сама знаешь — Володька Клименторович. Он как раз присутствовал при нашем знакомстве. Собственно, я тогда 'снял' Маринку — дурак, думал, на один вечер! — а он соответственно ее подружку, Лариску. Ну он-то, как любой нормальный человек, порезвился с девочкой и забыл о ее существовании, а я, как видишь, подсел, как наркоман. Вовка периодически по моей просьбе к Лариске подкатывался, сугубо с целью провести рекогносцировку на местности, ну а потом, раздобыв нужные сведения, сваливал в сторону. Пару раз проделал этот фокус вполне успешно, а в третий раз облом вышел — та вроде замуж вышла да упорхнула не то в Грузию, не то в Армению — не помню. Мне та Лариска и так поперек горла стояла. Знаешь, вот бывает так — ни с того ни с сего испытываешь вдруг практически к незнакомому человеку дикую антипатию. Вот и у меня к Лариске было такое же чувство, я ее почему-то терпеть не мог, вот потому-то Клименторовича к ней и засылал. А тот подлюка нет чтобы подольше с ней поиграться —
Вику сильно покоробило его замечание насчет того, что такие, как Марина, на дороге не валяются. А такие, как Вика, что, выходит, валяются? 'Сволочь ты, Потураев!' Однако ответила внешне спокойно:
— Даже если она замужем, на мой взгляд, это абсолютно ничего не меняет. Независимо от ее замужества ты все равно будешь ее любить, а значит, точку в этом деле ставить рано. Ты мне, Андрюша, ответь вот на какой вопрос. Мы с тобой уже поняли, что ты Маринку любишь, как бы ни пытался скрыть это от самого себя. А скажи мне, друг мой Потураев, как ты считаешь: она тебя любит или как?
— Н-да, — задумался собеседник. — Умеешь ты поставить трудный вопрос. Откуда ж я знаю?
— Ну вот раньше как ты чувствовал — она рада твоему появлению или воспринимала это равнодушно?
— О, это как когда! Иногда вообще разговаривать со мной не желала, а иногда вела себя, как маленькая девчонка, оторваться от меня не могла. Вернее, я ее не мог от себя оторвать. — И такая мечтательная улыбка расцвела на Андрюшиной физиономии, так плотоядно закатил глазоньки, припоминая сладкие мгновения счастья, украденного у самого себя.
Жгучая ревность разлилась в Викиной душе, когда она увидела, как изменилось лицо Потураева, вспомнившего объятия своей Маринки. Но нельзя, какое право она имеет ревновать? Ведь, признавшись в любви к Маринке, Андрей фактически признался в нелюбви к Вике. Горько, обидно, но от этого никуда не денешься, ее многолетние надежды на Потураева, как оказалось, были напрасны, совершенно безосновательны, а потому права на ревность она не имеет. И Вика попыталась задавить в себе зарождающуюся злобу к неизвестной сопернице, ответила мирно:
— Сдается мне, она тебя любила. А то, что разговаривать с тобой не хотела… Она, Андрюша, видимо, таким способом защищалась от тебя. Два дурака, ей-богу! Ты защищался от нее, она от тебя, вот и имеете нынче то, что имеете! Точнее, ничего не имеете, я имею в виду, ничего общего. У каждого своя жизнь…
Андрей возразил:
— Даже если она меня любила тогда, это вовсе не означает, что она и сейчас меня любит.
— А вот тут ты, Андрюша, снова неправ. Поверь мне — невозможно разлюбить того, кого любишь. Ты ведь и сам сколько лет пытался убедить себя в том, что не испытываешь к ней ни малейших чувств. И как, помогло?
— Не-а, — скривился Потураев. — Ни хрена не помогло! Хорошо, я готов признать, что и она меня любит, пусть не из соображений логики, а сугубо идя на поводу моего непомерно разросшегося эго: конечно, любит, разве меня, Андрюшу Потураева, можно не любить? Но даже если она меня любит, все равно ничего у нас не выйдет. Ты сама подумай: разве могу я, такой весь из себя Потураев, такой гордый и самовлюбленный, напыщенный индюк, приползти к ней инвалидом? Да мне же на глаза ей стыдно появиться в этом проклятом кресле!