На всю катушку
Шрифт:
…Не знаю, как ему это удалось, но только даже мой лучший инструктор в отряде «Сигма» капитан Климов не обладал такой потрясающей скоростью и отточенностью движений. Потому что все выпады Климова я рано или поздно научилась парировать. Противопоставить что-либо движению этого человека я не смогла.
Конечно, к ночи моя реакция сильно притупилась, да и неизбежная сонливость сыграла свою пагубную роль. Но какое это имеет значение, когда человек, замысливший недоброе против того, кого ты обязана защищать, одним непостижимым изворотом выхватил у тебя пистолет, синхронно
Впрочем, уже в последующие мгновения я поддержала свое реноме и, успешно парировав его четкий направленный удар с левой, нанесла из положения лежа свой удар обеими ногами с последующим переворотом в воздухе для возвращения в вертикальное положение.
— Ого, киска, я смотрю, ты хороша в этом деле, — насмешливо процедил он. — Может, и в постели так же классно кувыркаешься, а?..
— Я думаю, проверять не будем. Сегодня уже много желающих было, и все…
В этот момент я пропустила сильнейший прямой удар в грудь, от которого на некоторое время жестко сбило дыхание. На ногах я, к сожалению, не устояла, но упала так, как меня учили в «Сигме», то есть с возможностью встать через мгновение и нанести ответный удар.
— Ого, девочка, — прошипел он, вытирая кровь с рассеченной губы после выпада, который любого другого по меньшей мере отправил бы в нокдаун, — я вижу, те ребята ничего не добились: ты такая горячая!..
Что-то нестерпимо знакомое показалось мне в интонации, с которой была сказана эта фраза, злая, саркастичная, колючая. Да и весь темный контур рослой статной фигуры, вся эта великолепная вкрадчивая стремительность отточенных движений навевали смутные воспоминания о недавно виденном и не способном уйти в мертвые шлаки памяти… Несомненно, я знала или, по крайней мере, видела этого человека и говорила с ним.
Вероятно, и его посетили такие же мысли, потому что он усмехнулся и произнес:
— Послушайте, леди, а мы случайно с вами не знакомы?
— Вряд ли, — откликнулась я, — последние двадцать восемь лет я не была в областной психиатрической клинике в отделении буйных олигофренов.
— А так как я не хочу предполагать, будто вам больше двадцати восьми, — с подчеркнутой издевательски изысканной вежливостью изрек он, — то остается заключить, что в упомянутом вами достойном заведении содержалась ваша матушка. В ту пору, когда была беременна вами. Ведь, если не ошибаюсь, именно с тех славных времен прошли искомые двадцать восемь лет, не так ли?
Я не успела ответить на это оскорбление, потому что последние слова он выпалил уже в полете, — когда как тигр прыгнул на меня.
Я перехватила его руки, и мы рухнули на пол, причем наконец-то мне удалось оказаться сверху, и я нанесла свой самый удачный за последние две минуты удар. У того вырвался невольный стон, но в следующую секунду я попала в такие тиски, что…
Примерно такие же ощущения я испытывала, когда на меня на учениях в лагере «Сигмы» рухнуло спиленное дерево и прищемило мне шею. В тот раз меня спасло только то, что я сумела подставить руку да еще спружинившие
В этот раз нежные объятия разомкнули внезапно вспыхнувший верхний свет и голос Демидова, срывающийся, возмущенный:
— Это что за детский сад?..
И вслед за этим смех — звонкий, молодой смех почти победившего меня человека. И в ту же секунду я вспомнила его. Оставалось только удивляться, как я не вспомнила его раньше. Потому что мало на свете людей, которые могут по-настоящему изумить меня дважды на дню.
— Костя, это что за выходки? — изумленно спросил Демидов, глядя на мою до неприличия разорванную ночную рубашку из безразмерного гардероба хозяев, совсем новую и уже не пригодную к дальнейшей эксплуатации, благо она не только не прикрывала грудь, но и была основательно закапана кровью — моей и моего противника.
Я подняла голову и посмотрела на лицо этого человека — тонкое, красивое, полное насмешки и злой иронии. С одного уголка рта текла струйка крови, рассеченная бровь тоже кровоточила, а он смеялся, показывая ровные белые зубы.
— Именно так я и представлял нашу вторую встречу, — наконец выговорил он, смахивая с лица кровь. — Позвольте предложить вам руку, Евгения Максимовна.
С этими словами он легко подхватил меня и поставил на ноги.
— Что за комедия, мать твою?.. — заорал на Константина Демидов. — Что за шум, почему вы оба в крови?
— Разве не видно, дядя Сережа, — весело ответил Костя, — мы с Женечкой занимались сексом. А так как она женщина страстная, да и я мужчина горячий, то отсюда неизбежные издержки.
Демидов повернулся ко мне и почесал в лысом затылке.
— Я так полагаю, это и есть тот человек, чье проживание в этом доме вы так тщательно от меня скрывали? — устало спросила я. — Тот самый, кого Аня назвала долбозвоном? Ну говорите уж, Сергей Викторович, я эту информацию заслужила в буквальном смысле своей кровью.
Демидов беспомощно махнул рукой, а Костя галантно укутал меня пледом, невзирая на мое слабое сопротивление.
— Ну хорошо, хорошо. Я расскажу. Но и вы, Евгения Максимовна, мне должны кое-что объяснить. Вы что, знакомы с моим племянником?
— В какой-то мере это можно назвать и так, — ответила я, — мы познакомились сегодня в вашем новом магазине, Сергей Викторович, куда я заходила покупать продукты.
— И я приобрел там немного продуктов, — откликнулся Константин. — Ниче, а, дядь Серый? А то у меня сейчас с «бабеусом» туго.
Демидов скорчил невообразимую гримасу, а я продолжала:
— Ну так вот… минут десять назад я услышала звук, как будто бы осторожно выставили стекло… естественно, расколов его.
— А что, это можно сделать беззвучно? — удивился Демидов и посмотрел на хитрую физиономию племянника.
— Можно, — ответил тот, — я еще плохо сработал. Выпили с пацанами. Влегкую, конечно.
— Замечательно. Таким образом, ваш племянник проник сюда, хотя я не понимаю, почему бы не войти через дверь…