На всю жизнь и после
Шрифт:
Когда разговор пошёл в другое русло, более конструктивное, лицо и голос Ирины начали становиться мягче.
— Если так. Ты не стал убивать его, тем самым обрёк себя на смерть.
— Получается так, — сказал Борис и почесал затылок, — Может, закончим на сегодня? У меня голова уже кипит.
— Не могу не согласиться. На последок только скажу, что Консуэла попросила помогать тебе, поэтому не стесняйся, в рамках разумного, конечно, — сказала Ирина и улыбнулась.
Она очертила подушечкой указательного пальца круг на груди и купол
— Борис, если захочешь поговорить, пришли мне одного из своих животных, но не мышей или крыс, пожалуйста.
— В салоне или ателье встречаться не будем?
— Лучше на нейтральной территории, как эта. Можно встречаться в одном месте, это неопасно.
Когда купол полностью рассеялся, их окружило десять чёрных фигур, разных по размеру. Ирина и Борис стали спина к спине. Фигуры были маленькими, будто кто-то раскидал мешки. Ирина и Борис увидели глазами унтов, что это были десять собак: два бульмастифа, алабай, кавказская овчарка, два добермана, гончая, джек-рассел-терьер, питбуль и акита-ину. Каждая из них была похожа на сосуд, наполненный чёрным газом. Борис вспомнил того туалетного щенка, который выглядел в точности как эти псы. От шеи каждого из них тоже тянулись чёрные ленты, которые вели в тень одного из деревьев на площади.
Оттуда вышел высокий человек в фиолетовом пальто, в руке у него была трость, а из пальцев, одетых в чёрные перчатки, струились эти самые десять лент. Ирина отодвинула Бориса себе за спину, натянула и зажгла нить. Юноша положил в свой левый карман пару дымовых шашек, а в правом по прежнему держал палец на курке электрошокового пистолета.
— Добрый вечер, Борис, Ирина. Ждал, пока вы договорите, — голос Аристократа был такой же безжизненный как у Виктора.
— Что ты задумал, Аристократ? — сказала Ирина с неприкрытой неприязнью в голосе.
— Я бы хотел поговорить с Борисом, а это, — Аристократ выставил ладони перед собой, — для того, чтобы вы не разошлись после вашей беседы. Борис, ты там? Покажись.
Молодой унт стал рядом с Ириной, держа обе руки в карманах.
— Так-с, я пришёл лично сообщить, что с завтрашнего дня ты мой временный сотрудник.
Борис чувствовал, как нить Ирины распаляется всё сильнее; его левая рука нагревалась так, что ещё чуть-чуть, и он её отдёрнет.
— Хорошо, я предупрежу Виктора. Во сколько и куда?
— В мой продуктовый к девяти. Спросишь у Виктора, где он.
— На этом всё?
Аристократ сжал кулаки и немного поднял руки. Собаки пошли к нему по одной. Первая пара бульмастифов прыгнула на его кулаки и, сжавшись в струйки дыма, вошли в фаланги больших пальцев. После того, как дым рассеялся на перчатках появились две собачьи морды, вышитые анфас серебряными нитками. То же самое сделали и остальные восемь собак.
— На этом не всё. Вы ведь обсуждали нарушенное Борисом правило, верно?
Огонь на нитках вмиг погас и руки Ирины опали плетьми.
— Верно, — сказал Борис и сделал шаг вперёд, — У вас,
— Верно. Скажи мне, Какое оружие было у одержимых, которые дважды нападали на вас?
— Хлысты, булава, метательные ножи, когти и шипы.
— А ты видел у других унтов, кроме Виктора, такое оружие?
Ирина ахнула и прикрыла рот рукой, а затем убрала её и сказала:
— Борис, я тебе не сказала этого, потому что это не относилось к нашему делу. У Виктора были ученики, блудные, но о них ничего не известно. Мне Консуэла об этом говорила, честно говоря, это всё что я знаю.
— И их переработали в одержимых?
— Конкуренция, Борис. Ничего личного, — сказал Аристократ и развёл руками. — Выживает сильнейший, а он один из сильнейших.
— Так, стоп, — Борис поднял руки перед собой, — Зачем это ему? Тем более, если его блудный станет одержимым, то он нарушит правило.
— Он всех ставил на истинный путь. В конце обучения, они знали столько же, сколько и он, но спустя некоторое время они пропадали, — сказала Ирина.
Борис положил ладонь на макушку и усиленно начал её массировать. Голова раскалывалась.
— Какой смысл ему иметь соперников, особенно собственноручно выращенных? — последнее слово Аристократ произнес по слогам и простучал тростью на каждый.
— Хорошо, допустим. А как объяснить их превращение в одержимых? Это ведь непросто.
— Верно, непросто. Но ты сам прекрасно знаешь, что вывести унта из равновесия достаточно легко, — Аристократ демонстративно наклонился и посмотрел на Ирину через левое плечо Бориса, — нужно просто знать, куда давить.
Борис посмотрел на Ирину, её глаза унта сохраняли непоколебимость, а лицо твёрдое безразличие.
«Он умеет видеть сквозь купол или это часть манипуляции? Если это так, то я на неё не поддамся», — подумал Борис.
— Что это? — Борис показал пальцем на Аристократа, а потом на Ирину. — У вас какой-то шифр, тайный язык? Ладно, я вас понял. Давайте расходится.
— Тебе не интересно, как можно сделать из унта или хинта одержимого?
— Я предпочёл бы приём по защите от такого метода. Хорошо, до завтра. Спокойной вам ночи.
Юноша развернулся, подошёл к Ирине и сказал:
— Ты куда сейчас?
— И тебе, Борис, всего доброго, — ответил Аристократ и прошёл мимо них.
Ирина молчала и смотрела ему вслед, пока он не скрылся в темноте.
— Он не может видеть сквозь купол. Помни Борис, он страшный манипулятор и ему известно о тебе больше, чем ты про себя знаешь.
— Хорошо. Ты домой или в ателье?
— Я сама доеду, не беспокойся.
Ирина пошла по освещённой площади к перекрёстку, а Борис стоял на месте и провожал её взглядом, пока она не села в жёлтое такси. Внутри головы не прекращала пульсировать боль. Это чувство, то немногое, что он ещё мог испытывать, но с удовольствием заменил бы его на что-то другое, можно даже менее приятное, например, стыд.