На южном фронте без перемен

Яковенко Павел Владимирович

Тут ведь и порох, и боеприпасы… Я сначала нервничал, а потом привык. И внимание перестал обращать. А вот если бы старшина увидел!.. Вот визгу-то было бы! И наверняка начальству нажаловался бы. Он-то сам в кунге живет, ему наши проблемы не ведомы.

Позади меня послышался звук подъезжающего БМП.

— Э, Паша, давай сюда!

Я обернулся. Ну точно, Степан.

— Чего тебе?

Я не очень дружелюбно ответил. Редко можно было ждать от ротного чего-то хорошего. Или начнет наезжать, что я свои машины не закапываю, или вообще вызовет к себе,

и начнет что-то втирать не в тему. По-моему, ему просто скучно, вот он так, типа, и общается со мной. И все-таки… Мне же то же скучно.

— Поедем на ПХД. Может быть, еще и спальники остались. Молчанова встретишь.

— Какие спальники? — Я удивился.

— Какие- какие! — Передразнил меня Бандера. — Самые обычные. Вчера офицерам раздавали. А ты, небось, дрых, как обычно?

На мгновение меня обожгло: как же так, раздавали, а мне? А как же я? А потом мне самому стало стыдно. Вот ведь выработался рефлекс в армии, хватать все, что дают. Нужно, не нужно… Какая разница?! Дают — хватай! А мне спальник и не нужен. Я в кабине сплю, не разуваясь. Не мерзну, слава Богу, и этого достаточно.

Однако обстановку, хоть ненадолго, но сменить хотелось. Я залез на броню, мотор взревел, и мы двинулись.

Земля днем оттаяла, и вся грязь из-под гусениц полетела мне прямо в лицо. Я начал ругаться. Степан засмеялся.

— Ты что, специально? — обиделся я. — Чего ржешь?

Степан даже не ответил. Правда, и смеяться перестал.

На ПХД спальники кончились. Впрочем, меня это не огорчило. Зато сильно расстроился Бандера. Он, видите ли, углядел на ком-то горный свитер; естественно, поинтересовался — «откуда», и получил ответ, что «вчера давали». А Степан-то и не знал! Ага! Как-то он посмурнел. Зато у меня нашелся повод позлорадствовать. Не все же надо мной насмехаться, правда? Ощути себя лохом! Может, человечнее станешь?

С Молчановым поговорить толком мне не удалось. Опять он чем-то траванулся, и каждые полчаса нырял в кусты на оправку. Какая уж тут беседа, если у собеседника на самом интересном месте вдруг вылезают из орбит глаза, и он несется куда-то вдаль, боясь расплескать свое внутреннее «богатство» раньше времени.

Вообще-то, здесь все неплохо устроились. Кунг в машине связи чем-то похож на купе, только без верхних полок. А вот нижние есть, и столик посредине. Опять же, радио, карты, компания вечером. Что ж так не жить? Так жить можно.

Я позавидовал, и пошел искать Бандеру. А то еще уедет без меня, с него станется. Что ж мне тогда, пешком топать до расчетов? В принципе можно дойти, но ведь сколько времени уйдет на это? Да и не хочется, если честно, одному тут ходить. Опасно.

Вдруг я увидел, как возле машины связи показался кутенок. «Интересно, чей?» — подумал я. — «Где-то у местных стырили? Или сам прибился?».

Впрочем, мне это было по барабану. Что-то не видел я БМП господина Бандеры. Вот это было серьезно. Я обошел почти весь ПХД, но не видел нашей машины. Пришлось вернуться к Молчанову. И тут я заметил, что Степан стоит около машины связи,

и на чем свет стоит, клянет меня.

— Где ты был? — заорал он.

— Да я весь лагерь обошел, тебя искал, — заорал в ответ я. — Ты где сам был?

Внезапно ротный сделал кислое лицо, перестал визжать, и спокойно сказал:

— Поехали.

Я запрыгнул на броню, и мы помчались обратно. Среди лязга гусениц, и рева движка мне послышалось какое-то повизгивание. Очень похожее на собачье. Я сразу все понял.

— Чего, Степа, — с усмешкой сказал я. — Спер собачку-то!

Бандера самодовольно усмехнулся. Он крикнул в люк:

— Дайте сюда Рекса.

Кто-то из бойцов снизу передал ему скулящую зверюшку. Степан устроился поудобнее, и принялся почесывать у щенка за ухом. Отчего тот, хотя и не сразу, но успокоился.

— Ну, теперь тебе будем с кем побеседовать среди гиббонов и пиджаков, — с сарказмом произнес я.

— Да — да, — рассеянно ответил мне лейтенант. Моего сарказма по поводу гиббонов и меня он не понял. Ну и ладно.

Минут пять мы пребывали в меланхолии. Меня бесила грязь, застывшая на лице, и я молча размышлял, чем ее убрать. Степан возился я собакой. Я уже было наделся, что мы вернемся без приключений в наше расположение, но не тут-то было.

— Так, — внезапно заорал Бандера. (Да так, что я аж вздрогнул). — Форсируем водную преграду.

Да, где-то уже ближе к нашим позициям что-то протекало. Ручей не ручей, река не река. Нечто среднее. Между прочим, я как-то добрел сюда в одиночестве, и неожиданно увидел в воде рыбку! Это было так удивительно! Среди зимы в реке плавает рыба. Правда, и зима здесь очень мягкая, и вода не замерзла, так что ей можно было спокойно плавать. И все-таки…

Так, Степан решил заняться полевыми учениями. Очень вовремя! Нет, их надо проводить, я не спорю. Но только без меня!… А-ап!!!

Блин, ну я так и знал, что добром это все не кончится. Мы застряли.

Я смотрел на ротного, и с удовлетворением заметил, что лицо Бандеры заливает краска стыда. Наконец-то проняло! Он сам нырнул в люк, выкинул оттуда водителя, и попытался выбраться из воды самостоятельно. Ничего подобного! Участок оказался какой-то неудачный. И низина, и яма, и воды много. Завязли мы хорошо.

Впрочем, крайнего Степан нашел очень быстро. Как-то даже удивительно, но это оказался не я, а водила.

Именно ему пришлось сползать с брони в воду, выбираться на берег, а потом бежать в расположение за помощью.

Пока он, пыхтя и отдуваясь, поскакал за второй машиной и тросом, мы со Степаном присели на броню, и погрузились в ожидание. А что делать-то? В ботинках прыгать в воду? Нет уж! Даже Степан, покрутившись на месте, смирился с неизбежным бездействием.

— Ты когда женился? — спросил он меня.

— В девяносто третьем, в июле.

Вопрос меня не удивил. Надо же о чем-то разговаривать. Так почему и не об этом?

— Сколько же тебе было?

— Двадцать один.

Мои короткие, сухие ответы его не смутили.