На заре и ясным днем
Шрифт:
После обеда дождик все-таки забрызгал, маленький такой, робкий, но дождик теплый, как любил говорить Григорий Тимофеевич, самое главное, что он мокрый.
Хохлов шел из дому в контору неторопливо. Шел и улыбался дождику. Встретил учительницу, весело спросил:
— Чего ж это вы в плаще?
— А вы чего это в одной безрукавке? — улыбается она.
Григорий Тимофеевич подошел к ней и полушепотом объяснил:
— Боюсь, что как надену пиджак, так дождь и перестанет, отпугнуть боюсь…
— Да вы, Григорий Тимофеевич, никак суеверны? Вроде я за вами такого прежде не замечала?
— Еще
И заговорщически заметил:
— Я еще и колдун. Только об этом ни-ко-му!
Уезжал я в тот раз из Крутых Горок, когда дождик уже вовсю разошелся. Григорий Тимофеевич весело поглядывал в окно.
— Приезжай двадцатого на свадьбу, сына женю, последнего выдаю.
Приглашал он меня ласково. И загрустил вдруг неожиданно.
— Останемся вдвоем с матерью. Да вот хорошо, что еще Гришка, внук, с нами…
— А свою свадьбу так и заиграл? — с легким укором спросил Анатолий Стремяков. Он забежал на минутку попрощаться.
— Это какую еще «свою»?
— Как какую? Серебряную.
— А… Совсем вот закрутился, забыл. Ей-богу, забыл, — досадливо хлопнул он себя по коленям. — Но ничего, мы еще золотую справим! Подождем до золотой.
Попрощались. Я возвращался на этот раз через Курган.
А дождь и впрямь по-настоящему разошелся. Вот уже и не просто дождь, а сплошной ливень.
С поля в придорожную канаву побежали мутные ручейки с бело-желтой пенкой, а когда мы доехали до деревни с удивительно неожиданным названием — Сладкие Караси, ливень обрушился с такой водяной силой, что шофер был вынужден остановить машину.
Остановил, открыл дверцу и, довольный, заключил:
— Ну вот с хлебом будем…
Дорогой я перебирал в памяти этот день. Вспомнил встречи с крутогорцами, что были не в кабинете директора, а в семье, у порога обычного дома.
Я вышел на улочку (Водопроводная ее зовут) и подумал, что зайду сейчас, не выбирая, в четыре-пять домов и спрошу, кто чем живет и дышит, чему радуются и печалятся эти люди.
И вот первый адрес: Водопроводная, 4.
Деревянный дом деревенского типа. Новая тесовая крыша, ядреный заплот, скрипучие сенки. Хозяева и все их семейство на кухне лепят пельмени. Сам хозяин, Пономарев Дмитрий Дмитриевич, только что вернулся из школы, где уже 19-й год работает завучем. Анисья Григорьевна, его жена, заведует в этой же школе библиотекой. Еще в доме трое их детей: Саша, студент Высшего военно-морского училища радиоэлектроники имени Попова в Ленинграде, Таня, ученица 9-го класса, и маленькая Люба. Мой вопрос не был неожиданностью для Дмитрия Дмитриевича:
— Главная проблема для меня — это время. Время на работу. На книгу. На университет марксизма-ленинизма. Плюс к этому я пропагандист. Вот и сегодня вечером в клубе провожу беседу о международном положении. Да заочники постоянно приходят на консультации. А весной и летом помогаю выпускникам готовиться в институт. Предмет мой ответственный — математика.
Чуть позже за горячими пельменями Дмитрий Дмитриевич разговорился:
— Меня раздражает, когда порой кино и литература изображают жизнь на селе с этаким оттенком жертвенности. Могу вам сказать откровенно — «жертв» на селе я не встречал и, надо полагать,
Его мысли по-своему дополняют остальные члены семьи.
Анисья Григорьевна:
— Все мои заботы в прошлом: война, голод. Потом боялась, что не прижиться здесь. А вот в прошлом году посадили яблоню. Принялась…
Саша:
— Тянет домой, на родину. Хоть и красив Ленинград, и учеба интересна. Вчера сдал последний экзамен и вчера же был уже в аэропорту.
Таня:
— Скоро кончаю школу, а куда идти, не выбрала. В институт боюсь, а в техникум… не знаю.
Младшенькая Люба на вопрос, сколько лет, показывает четыре пальчика. Никаких проблем: в отличие от своей старшей сестры твердо знает, что станет учительницей.
Водопроводная, 5. Здесь хозяева молодые. Стремяков Анатолий, уже знакомый мне электромеханик АТС.
Жена Стремякова Валентина, продавец. Оба с 1939 года. Вспоминают: три года сидели в школе за одной партой, а как получили аттестаты зрелости, тут же поженились. Трое детей: Алеша, Наташа и Нина.
Здесь разговор идет под перекрестным огнем. Спрашиваю Анатолия, где сейчас учится?
— Лодырь! Со второго курса института сбежал! Пропишите его! — отвечает за него Валентина.
— Ну а дальше? Есть какие-то планы, цель?..
— У него-то?! — не унимается Валентина. — Сейчас никакой. Завели скотину, и никакой учебы… Ведь это подумать только, со второго курса сбежать!
— Пока придется подождать, — робко защищается Анатолий. — Жил бы в городе, скотину не держал. А ей время надо…
— Время ему надо! Посмотрите на него. Как учился, забыл?! Двое ребят, 70 рублей на всех. В Новосибирск сдавать ездил — было время. Просто уж скажи, что лихо!
— Пусть так. Я ждал, что откроют филиал института в Свердловске. Можно было бы…
Беру под защиту хозяина, перевожу разговор:
— А у вас, Валентина, какие планы?
— Чтоб дети выросли… Получше отца, не отступались чтоб… — никак не унималась жена Анатолия.
Но смотрела она на мужа ласково.
А сейчас Водопроводная, 7. Я уже знаю, что здесь живет хорошо известный в совхозе человек, Дмитрий Васильевич Моисеев. В «Большевике» с первых дней. Несколько лет возил начальника политотдела Булыгина, того самого, о котором не раз говорилось в директорских приказах. Как началась война, ушел на фронт…
— Начал под Москвой. Потом попал под Харьков. Из-под Харькова — под Сталинград. Там мы и расхлестали немца. Затем…
Дмитрий Васильевич достает медали и благодарности Верховного Главнокомандующего за взятие Ростова, Бреста, Кенигсберга, Берлина.
Две Европы прошел, советскую и «несоветскую», с винтовкой и боями рядовой Моисеев. Закончил в Берлине и там, на рейхстаге, огрызком синего карандаша утвердил не только на обе Европы, на весь мир: «ДМИТРИЙ МОИСЕЕВ ИЗ СОВХОЗА «БОЛЬШЕВИК».