На земле штиптаров
Шрифт:
— Тебе ничего не будет угодно, понял это? Если ты мигом не провалишь отсюда, я тебе пособлю!
Тогда я подошел к нему и сказал:
— Послушай, не будь таким злым! Вот ты называешь меня ослом. Но если в тебе нет никакого почтения к шерифу, то я требую хотя бы внимания к моей персоне. А если ты мне отказываешь в нем, я сам добьюсь его.
Такого он от меня не ожидал.
— Какая наглость! — крикнул он. — Что ты выдумал! Чтобы я обращал внимание на твою жалкую персону! Да мне стоит только тебя коснуться, как от страха ты рухнешь наземь.
Он схватил меня за левую руку и сжал ее так
— Раз взялся, то хватайся вот так!
Я положил свою руку ему на левое плечо, так что большой палец оказался под ключицей, а остальные четыре пальца вцепились в выпиравший вверх участок лопатки, образующий вместе с плечом так называемый плечевой сустав. Тот, кто знает этот прием и умеет его применять, одной рукой уложит на землю самого сильного человека. Я быстро и решительно сжал руку. Он испустил громкий крик, попытался вывернуться, но не сумел, ведь боль разошлась по всему его телу — так что он поджал колени и опустился на землю.
На крик откликнулся его брат.
— Сандар, что случилось? — спросил он.
— Господи, не понимаю ничего! — ответил пострадавший, поднимаясь с земли. — Этот шериф поборол меня одной рукой. Он сломал мне плечо.
— Поборол? Почему?
— Потому что я принялся ругать его за то, что он запропастился.
— Ах, дьявол! Эй ты, что ты выдумал! Мне что, в порошок тебя стереть?
Он схватил меня за грудки, чтобы как следует встряхнуть. Шерифу не пристало защищаться, но мне, конечно, не понравилось, что меня хватают за грудки и встряхивают, как мальчишку. Тогда я тоже взял его за грудки, притянул к себе, а потом вытянул руку и стремительно отпихнул его от себя так, что он отлетел прочь. Потом я наклонился над ним, подсунул под него руку, молниеносно приподнял бедолагу и швырнул наземь.
Мгновение он лежал на земле, невероятно изумленный. Потом быстро вскочил и протянул обе руки ко мне.
— Еще раз? — спросил я, сделав шаг назад.
Я был разгневан. Быть может, выражение моих глаз стало иным, нежели подобало елейному шерифу, ведь аладжи отшатнулся, уставясь на меня, и закричал:
— Ну ты, богатырь!
Я склонил голову и добавил смиренным тоном:
— Видимо, именно так начертано в Книге жизни, хотя я не ручаюсь.
Оба аладжи разразились громким смехом.
— Ты знаешь, Бибар, этот парень даже не догадывается, насколько он силен, — молвил Сандар.
Тот окинул меня недоверчивым взором и ответил:
— Это не просто богатырская сила, он тренирует ее. Такой хватке надо учиться и учиться. Шериф, где ты этому научился?
— У стенающих дервишей в Стамбуле. В свободные часы мы затевали потасовки.
— Ах так! Я подозревал, что ты не такой, как кажешься. Твое счастье! Если бы ты захотел нас обмануть, то твоя жизнь стоила бы не больше, чем жизнь мухи, попавшей к птице в клюв. А теперь будешь сидеть не с краю, а прямо между нас. Нам надо поосторожнее обращаться с тобой.
Мы вернулись на прежнее место; оба сели так, чтобы я оказался посредине. В них пробудилась подозрительность. Мое положение стало хуже. Однако я не боялся ничего; при мне были револьверы, а с их помощью я справился бы с любыми кознями аладжи.
Разговоры
Разумеется, не очень приятно сидеть в окружении двух разбойников, вооруженных до зубов и наделенных медвежьей силой. В Турции много таких людей, и это легко объяснимо: причина кроется в тамошней обстановке. Даже сегодня почти в любом газетном номере можно прочитать о стычках на границе, разбойных нападениях, грабежах. Лишь недавно правительство выпустило указ, в котором потребовало от судей, чтобы те наконец судили только по закону. Любой почтенный и «могучий» паша готов пригрозить Порте, что немедленно уйдет в отставку, ежели ему не позволено будет собственноручно карать любые разбои, происходящие во вверенной ему провинции. Стоит ли удивляться тому, что путешественник в тех краях сам отстаивает свое право, ибо иначе ему нигде не найти защиты? Разве непонятно, что здесь все время сколачиваются новые банды, стоит только расправиться с прежней, наводившей ужас шайкой? Мирные жители фактически обречены якшаться с подобным сбродом. Эти негодяи слывут здесь героями и заправляют всеми делами.
Мы сидели так долго, что мое терпение стало иссякать; наконец справа от нас послышался шум.
— Слушай! Кто-то едет! — сказал Сандар и схватился за топорик. — Быть может, это они!
— Нет, — отвечал его брат. — Это одинокий всадник. Он сейчас заворачивает сюда.
Я присмотрелся и, к своей радости, увидел Омара. Он ехал в одиночку. Значит, они увидели мою записку и прочли ее.
Он медленно приближался, низко наклонив голову, словно погруженный в раздумье. Он не смотрел ни налево, ни направо.
— Ну что, мы?.. — спросил Бибар, указав на свое ружье.
— Нет, — ответил Сандар. — У этого парня нет ничего; это видно по нему.
Итак, они не стеснялись в моем присутствии говорить о своем ремесле.
Омар проехал вперед, не взглянув в нашу сторону. Он знал, что это самое лучшее.
Через некоторое время Сандар заметил:
— Там еще кто-то едет!
— Еще один прощелыга!
— Но мы что, будем всех пропускать?
— Пока да. Думать надо, выстрелы же услышат!
— Конечно, их обязательно услышат штиптары, что притаились здесь, — простодушно согласился я. — Они увидят, что мы прибыли положить конец их ремеслу.
— Вот дурачина! — осклабился Сандар.
На дороге показался Оско. Он тоже ехал с непринужденным, беззаботным видом. Его внешность не располагала к богатству, и он благополучно миновал нас.
Теперь настала очередь Халефа. За него я имел причину волноваться. Разбойники могли подстрелить его, чтобы завладеть его красивым вороным скакуном. Конечно, я не допустил бы этого: я готов был сам получить пулю, но еще лучше было бы этого избежать. Посему мне следовало отвлечь внимание моих спутников. Я зорко, но неприметно всматривался туда, откуда должен был появиться Халеф. Наконец, я увидел его и, пока оба разбойника не заметили его приближения, встал.