На земле штиптаров
Шрифт:
— А где лежит это место?
— В Шар-Даге, невдалеке от деревни, которая зовется Вейча.
— За Каканделами?
Он снова кивнул, потому что не мог больше говорить. Он и до этого отвечал отрывисто и тихо, поэтому, чтобы понять его, мне пришлось приблизить ухо прямо к его рту.
— Сиди, он умирает! — сочувственно сказал Халеф.
— Принеси воды!
Он вышел, но помощь его уже не потребовалась. Этот человек умер у нас на руках, не приходя в сознание.
— Отнесем его тело и Мубарека в пещеру, — сказал я. — Пусть ими занимается староста.
— Господин,
Тотчас Халеф нагнулся, чтобы убедиться в этом. Старый грешник впрямь пришел в сознание. Говорить он остерегался, но его взгляды доказывали, что чувства вернулись к нему. В его глазах сверкала ярость невиданной мной силы.
— Так ты еще жив, старый мешок с костями? — спросил Халеф. — Жаль было бы, если бы тебя подстрелила пуля; не такого конца ты заслуживал. Ты должен умереть мучительной смертью, предвкушая те радости, что ожидают тебя в аду.
— Собака! — молвил злодей.
— Изверг! Так мы должны издохнуть от голода и жажды? Глупец, ты думал, что можешь схватить столь славных и знаменитых героев? Мы проникаем сквозь камень, мы пролезаем сквозь руду и железо. Ты же напрасно теперь будешь взывать о помощи и молить об утешении.
Разумеется, это была лишь угроза. Его отнесли в пещеру и положили в окружении трупов. Пусть этого нечестивца слегка проберет страх!
Когда я повнимательнее осмотрел паланкин, оказалось, что деревянный домик, высившийся на нем, можно было снять. Я велел убрать его, чтобы в пути мог хотя бы шевелить руками. Затем я надел карабин и ружье, и мы, потушив костер, тронулись в обратный путь; как и прежде, меня несли в паланкине.
Мы развязали Мубарека. Теперь он мог встать на ноги и разгуливать по помещению, но дверь, обитую железом, мы закрыли на огромный засов. Пусть он переживет тот же ужас, думая, что останется здесь навеки, и не ожидая ни от кого помощи.
Ночью в лесу плохо идти, особенно если идешь не по тропинке и уж тем более несешь паланкин. И все же мы шли в правильном направлении. Мои спутники ступали как можно тише. На всякий случай Халеф держал наготове свои пистолеты, а я — револьверы.
Когда лес остался позади, мы свернули направо, к лугам, уходившим в сторону Слетовски, где открывался простор. Мы пошли окольным путем, лишь бы избежать схватки, в которой могли если и не найти смерть, то получить немало ран.
Мы счастливо добрались до нашей гостиницы. Меня занесли в «хорошую комнату», миновав переднюю, где сидело несколько гостей.
Тут же сидел и хозяин. Увидев нас, он вскочил.
— Ты, господин? — крикнул он. — Ты ведь уехал!
— Куда же?
— В Каратову.
— Кто сказал это?
— Мясник.
— Так он был здесь?
— Да, требовал твоих лошадей и был очень зол, когда я втолковал ему, что не могу их дать, потому что ты это запретил мне. Он угрожал мне, говорил, что ты разгневаешься. Тебя понесли в Каратову, и по прибытии вы надеялись застать там своих лошадей.
— Я это и подозревал! Он хотел обмануть меня и разжиться моим вороным скакуном.
— Жизнь, ты говоришь?
— Да, у нас много чего есть рассказать. Мясник мертв.
— С ним случилось несчастье?
— Да, я его застрелил. Можешь назвать это несчастьем.
— Застрелил! — ужаснувшись, воскликнул он. — Ты? Конечно, это несчастье для него, для его семьи, да и для тебя самого.
— Почему же для меня?
— Ты умышленно сделал это?
— Ну, я не хотел стрелять в него, но в него попала моя пуля.
— Все равно, ты стрелял с умыслом, и я арестую тебя как убийцу.
— Я категорически возражаю против этого.
— Не очень-то тебе это поможет!
— Нет, почему? Я же объясню тебе, как все это произошло. А даже если бы я убил его без достаточных на то оснований, меня нельзя было бы вот так сразу арестовывать. Разве ты сам не признавался днем, что аладжи — это известные разбойники и убийцы?
— Да, это всем известно.
— И все же ты не задержал Бибара, когда он находился в твоих руках! А вот меня, человека, насколько ты знаешь, не совершившего за свою жизнь ничего противозаконного, ты решил сразу же схватить? Как связать все это?
— Это мой долг, господин, — смущенно ответил он.
— Да, я знаю это. Ты дал убежать аладжи, потому что боялся, что его брат и сообщники будут мстить, боялся, что он слишком силен. Что же касается меня, ты думаешь, что я сдамся без сопротивления, и никто не заступится за меня с оружием в руках, потому что я чужак в здешней стране.
— Ого! — воскликнул Халеф. — Кто тронет эфенди, тому сразу всажу пулю в голову! Я — Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абул Аббас ибн Хаджи Давуд эль-Госсара, и слово свое я всегда держу. Только попытайтесь дотронуться до него!
Хоть он и был мал, но его переполняла энергия; в его словах ощущалась явная угроза. Было видно, что он не шутит. Деревенский староста весьма серьезно отнесся к нему.
— Благодарю тебя, Халеф, — сказал я. — Надеюсь, твое вмешательство не потребуется. Этот славный киаджи увидит, что я был вынужден убить мясника.
И, обращаясь к хозяину, я продолжил:
— Разве ты не говорил мне, что мясник — штиптар?
— Да. Он даже миридит [18] .
— Так он не из здешних краев?
— Нет. Его отец прибыл сюда из Ороши, столицы миридитов.
— Ладно, тогда почему тебя так волнует его смерть? Разве законы падишаха защищают миридитов?
— Нет, это вольные арнауты [19] .
— Знаешь ли ты, что они судят себя сами, следуя древним законам Лека Дукаджинита?
18
Миридиты — одно из племен, населявших горную Албанию.
19
Арнауты — так турки называют албанцев.