На земле штиптаров
Шрифт:
Брови миридита сошлись. Его взгляд сверкал, но он все еще владел собой и ответил так же спокойно, как прежде:
— Так ты считаешь, что можешь указывать мне?
— Разумеется. Мы — союзники, и ни один из нас не вправе делать что-либо, с чем не согласен другой. Поэтому я говорю тебе, что ты поступил очень неразумно и легкомысленно!
— Тысяча чертей! — гневно воскликнул миридит. — Ты отваживаешься командовать мной, ты, которого я вообще не знаю, о котором не знаю даже, кто он такой, откуда он прибыл и в каком месте отправится в преисподнюю? Если ты меня еще раз так оскорбишь, то моя пуля отправит тебя в бездну, где обитает дьявол. Я миридит,
— Ого! Я тоже вооружен! — ответил Баруд эль-Амасат, положив ладонь на рукоятку своего пистолета.
— Стой! — крикнул старый Мубарек. — Разве друзьям положено истреблять себя во взаимных распрях? Баруд эль-Амасат, хорошо, что ты так ревностно относишься к нашему делу, но не говори оскорбительных слов. Усядься снова! Пусть Миридит честно расскажет мне, как он заключил перемирие с этим человеком.
Баруд недовольно уселся, а миридит заявил:
— Я дал немцу свой чекан.
— Аллах! Это же священный обычай; такое соглашение нельзя нарушить. Надолго он получил твое оружие?
— Пока сам не вернет мне его.
— Все равно что навсегда!
— Если ему это нравится, я ничего не имею против.
— Не хочу тебя упрекать, потому что не знаю причину твоего поступка. С человеком, который стал твоим кровником, обычно не заключают перемирия без веской причины. Значит, ты чем-то обязан этому немцу, да проклянет его Аллах.
— Я обязан ему всем, а именно жизнью. Она была в его руках, но он не отнял ее.
— Расскажи нам, как все произошло!
Миридит поведал им о своем неудачном покушении, изложив дело так достоверно, что мое поведение было выставлено в самом выгодном свете. Он закончил рассказ замечанием:
— Вы видите, что я поступил вовсе не опрометчиво. Благородство сильнее оружия. Прежде я не верил этой пословице; теперь придерживаюсь того же мнения. Мой брат сам виноват в своей смерти. Но все же я взялся мстить за него и так непримиримо повел себя с немцем, что он, спасая свою жизнь, непременно должен был отнять мою. Он этого не сделал. Я был целиком в его руках, и все же он не тронул ни волоска с моей головы. Кровь за кровь, гласит закон мести, но Коран повелевает: пощада за пощаду. Кому мне внимать: Корану пророка или приговору грешных людей? Разве в священных книгах не сказано: благородство ведет на небеса? Немец оказал мне самое большое благодеяние, какое только мог. И если бы в ответ я покусился на его жизнь, то гнев Аллаха навеки пал бы на меня. Поэтому я отдал ему свой чекан. Но если теперь я и не могу поднять руку против него, не думайте, что я стану вашим врагом. Делайте, что хотите! Мешать вам не буду, но не требуйте от меня, чтобы я участвовал в убийстве своего благодетеля.
Он говорил очень серьезно и убедительно. Его слова произвели желанное действие. Какое-то время остальные молча смотрели на него. Они не могли отказать ему в правоте, но все же им очень не понравилось, что миридит хотел пощадить нас.
— Дьявол да пожрет твоего немца с кожей и волосами! — воскликнул наконец старый Мубарек. — Похоже, этому человеку все удается, все идет ему на благо. Я соглашусь, что причина у тебя была и она увлекла твое доброе сердце, но ты не можешь зайти так далеко. Понимаю, если он подарил тебе жизнь, ты боишься теперь отнять его жизнь, но почему ты решил пощадить всех остальных? Им ты ничем не обязан.
— У меня есть веская причина. Все, что делает немец, он делает не один, а сообща со своими спутниками. Я благодарен не ему одному, а всем остальным. И даже если бы я был обязан лишь ему одному, все же я не могу поднять руку на одного из его спутников, ведь этим я причиню ему боль. Я пришел вам сказать, чтобы вы в этом деле обошлись без меня. Я решил не участвовать и в любом случае останусь верен этому намерению.
— Подумай о последствиях!
— Мне не о чем думать.
— О нет! Тебе разве безразлично, что ты лишишься нашей дружбы?
— Это что, угроза? Тогда лучше бы ты так не говорил. Я дал немцу свой чекан, то есть свое честное слово, и сдержу эту клятву. Кто решил помешать мне, будет иметь дело со мной. Раз вы хотите превратить дружбу во вражду, делайте это во имя Аллаха, но не думайте, что я вас убоюсь. Мне до вас дела нет, но лишь до тех пор, пока вы меня не трогаете. Вот все, что я хотел сказать. Я закончил, а теперь я ухожу.
Он направился к выходу.
— Стой! — крикнул Хабулам. — Будь в своем уме, останься!
— Я в своем уме, но оставаться мне незачем.
— В такую погоду тебе нельзя уходить!
— Что мне сделает дождь!
— Не надо тебе ехать в Сбиганци в сильную грозу!
Он бросил испытующий взгляд в лицо миридиту. Тот понял его и ответил:
— Не беспокойся! Я не замышляю ничего против вас. Если ты боишься, что я тайком проберусь к этим чужеземцам и предупрежу их, ты ошибаешься. Я пройду вдоль деревьев и возьму своего коня, вскочу на него и уеду отсюда. Я уже сказал, что ничего не замышляю против вас, и слово свое не нарушу.
Он нагнулся, чтобы отодвинуть пучки соломы, служившие дверью. Остальные поняли, что его не удержать, поэтому старый Мубарек сказал:
— Если ты и впрямь решил уйти, то поклянись нам бородой пророка, что не переметнешься к чужакам!
Миридит, гневно дернувшись, ответил:
— Требуя это, ты оскорбляешь меня. Я дал вам слово, так верьте же ему. Или ты не привык держать свое слово? И все же я поклянусь, потому что не хочу расставаться с вами в ссоре. Ты доволен теперь?
— Да, но помни, какая кара ждет тебя, если ты вздумаешь нас обмануть! Мы не позволим шутить с собой!
Это было сказано таким тоном, что задело гордость миридита. Он отошел от двери и, подступив к старцу, сказал:
— И это отваживаешься говорить мне ты, ты, все естество которого лживо, как лживы и все поступки? Кто ты такой? Старый Мубарек, святой! Это ли не ложь? Ты был также бусрой, калекой. Это ли не обман? Откуда ты родом и как звучит твое настоящее имя? Никто не знает этого, никто не может это сказать. Ты свалился на наш край как какая-то напасть, как чума, от которой Аллах стремится хранить правоверных. Ты прижился среди ветхих руин, как ядовитое растение. Я сам человек грешный, но с тобой не могу себя сравнивать, и еще меньше я готов терпеть поношения от тебя. Если ты думаешь, что в твоей власти устрашить меня, то, по мне, это удел слабых — трепетать перед тобой. Каждому из нас дано лишь одно слово, и ты свое молвил. Я это слово никогда не произнесу, пока ты меня не принудишь. Но прежде чем произносить его, воспользуюсь-ка лучше другим словом — словом, которое не слышат, но видят и чувствуют. И если ты хочешь знать, как звучит это слово, то взгляни сюда: оно у меня в руке!