На земле сингалов и тамилов
Шрифт:
— Теперь можешь идти, Синна Палани. Маниккам, уведи их.
— Аппу…
— Я сказал — уведи их! — загремел начальник.
— Да, аппу.
Толпа разошлась. Маниккам с фонарем в руке самодовольно возглавил шествие людей, которые стали расходиться по домам. Для такого случая у Маниккама была припасена новая песенка.
ЖЕНСКИЙ ПОРТНОЙ
Контора на плантации. За столом сидит управляющий. Главный клерк стоит позади него. Через открытое окно видно собравшихся рабочих, пришедших с различными
— Салам, дораи-калаи.
— Салам! Что тебе надо, Сатапен? Ты пришел опять со своей старой историей?
— Да, сэр. Что же мне делать? Мне нужно кормить три лишних рта. Нехорошо, сэр, держать взрослого парня в бараке без работы.
— Я все это знаю, Сатапен. Я уже говорил тебе, что работы в ближайшие полгода не будет. Эта плантация всего семьсот акров, а рабочих больше тысячи. Сейчас это невозможно.
Главный клерк осторожно заметил:
— В прошлом месяце, сэр, мы уже внесли в список двадцать пять молодых людей — двенадцать из одного профсоюза и тринадцать из другого.
— В том-то и дело, Сатапен. Я не могу ничего сделать на этом проклятом месте. Стоит мне только взять твоего сына, будет целое нашествие из другого профсоюза.
— Никто не посмеет возражать, дораи.
— Э, не говори. Руководитель твоего профобъединения пишет мне сердитые письма. Пусть твой сын поищет работу где-нибудь в другом месте.
— Ох, свами! Он еще не получил гражданства. Он не может получить работу на стороне.
— Он родился здесь, не так ли?
— Да, дораи-калаи.
Клерк вступает в разговор:
— Сэр, сын этого человека, Вираппен, что-то вроде портного в бараках…
— А, женский портной, молодой шалопай, да? — И после паузы: — Помнится, я что-то слышал об этом портном, но что именно? Ты не помнишь, клерк?
— Да, сэр. Вы знаете, сэр, Саннаси приходил сюда с жалобой на Вираппена, который заигрывал с его дочерью Самутхирам, когда та пришла за своей кофточкой.
Управляющий становится строгим:
— Теперь припоминаю. Твой сын сидит в моих бараках и мне же задает работу, Сатапен. Из-за таких вот бездельников я не знаю покоя. Эта адская дыра… Если он еще будет валять дурака и заигрывать с дочерью Саннаси, я выгоню тебя с плантации. Я не посмотрю на то, что ты долго проработал здесь. А сейчас уходи. Кто там следующий?
Когда Сатапен поворачивается к выходу, даже не взглянув на главного клерка, он говорит громко:
— Я никому ничего не сделал плохого. Почему же они затыкают мне рот?!
— Он что-то сказал?
— Да, сэр. Он сказал, что ему затыкают рот.
— Он сказал, что это нечестно?
Барак № 10. У последней комнаты на веранде сидит за своей швейной машиной Вираппен, молодой человек двадцати лет, одетый в полосатый саронг и хорошо выглаженную рубашку, с повязанным вокруг шеи платком. Машина шумит: эр… эр… эр… эррам. Да, каждый свой круг она заканчивает с «эр-рам». Как будто слышится имя «Самутхирам».
«Что за девушка, — думает он. — Здорово она меня задела. Половину своего времени она
Он оглядывается и видит Самутхирам, прислонившуюся к двери на веранду, спиной к нему.
«Она — полненькая, — думает он. — Делает вид, что не замечает меня и не слышит шума моей машины».
Мысли Самутхирам также крутятся вокруг машины. «Тоже мне, портной! Типичный бездельник. Тьфу!»
В этот момент выходит мать Вираппена с кувшином воды и выплескивает содержимое на улицу, вызвав целый каскад брызг. Она замечает стоящую там Самутхирам и смачно сплевывает. Как от удара невидимой руки, Самутхирам резко поворачивается и уходит в комнату.
Сатапен и его жена Палание вполголоса беседуют в своей комнате:
— Дораи неплохой человек. А тот клерк все перевернул. Что ты думаешь об этом? Если еще возникнут неприятности из-за дочери Саннаси, сказал дораи, то он прогонит нас с плантации.
— Мой сын не грубиян. Это та девка виновата. Я только что видела ее, слоняющуюся без дела около веранды. Знаю я этих девиц!
— Мы должны подумать о своих делах.
— Ты хочешь сказать, что мой сын ходил в их дом?
Вираппен замедляет ход машины и слушает.
— Ты говоришь, что твой сын ни при чем. Но жалоба, дошедшая до дораи, испортила все дело.
— Виновата во всем эта девка. Она приходит и строит глазки нашему парню.
— Я уже говорил этому никчемному дурню, чтобы он не делал эту никому не нужную работу.
— А какую другую работу ты нашел для него? Тебе нечем похвалиться.
— Женщина, это не тот случай, когда нужно хвалиться. Теперь сам дораи знает, что твой сын валяет дурака в бараках.
— Я знаю одно. Он не хуже других молодых парней на плантации.
— Пожалуйста, перестань кричать, а то ты всех поднимешь на ноги в бараках.
Вираппен тихо закрывает швейную машину и идет в храм, где собираются другие парни, чтобы поболтать вечерком. Здесь он встречает другого портного, Сивалингама. Он рассказывает тому о беседе с профсоюзным деятелем. На каждую тысячу рабочих, говорил тот, приходится сто пятьдесят не зарегистрированных на плантации. В ближайшие несколько лет положение еще ухудшится.
— Тогда что же нам делать? Все мы станем портными, или будем таскать песок для каменщиков, или ничего другого не останется, как работать по воскресеньям за полцены.
— Нам надо отправиться на поиски работы.
— Да, мой друг. Все так и ждут тебя с распростертыми объятиями!
Поздний вечер. Железнодорожная станция. У окна кассы люди ждут билетов. Кангани Паланианди, который находился в то утро в конторе плантации, видит Вираппена:
— Куда направляешься, Вираппен?
Молчание.
— Я знаю, ты покидаешь дом, — говорит кангани Паланианди. — И я знаю причину. Ты хороший парень, и родители у тебя достойные. Это не очень мудрое решение. Вне нашей плантации ты пропадешь. Полиция может схватить тебя как бродягу и посадить в тюрьму, а то и вышлет тебя из страны. А твой отец знает, что ты собрался уезжать?