Набат-3

Гера Александр Иванович

— Его только что привезли! — фальцетом воскликнул Толмачев.

— Понял, — поверил Судских. — Как только он сказал: «Мне с мерзавцами не по пути». Здравствуй, Осип Семено­вич, выходи па свободу, еше не вся Русь сошла с ума.

— Мы с вами знакомы? — На почерневшем лице Забу­бённого жили только неистовые глаза.

— Еше как, — твердо ответил Судских. — Мне с мер­завцами тоже не по пути. Пошли дальше, — бросил он Толмачеву и вошел в следующую палату. — А это кто?

— Он добровольно, — кое-как выдавил Толмачев.

— А

то вам пе известно, что операции на шишковид­ной железе строго-настрого запрещены? Или вам не зна­ком эффект Эльджерона? Вам, врачу? Его мозг достиг чрез­вычайной вершины развития и умирает. Вы его умертвили. Вы сознательно, по приказу свыше убивали тех, кто мог остановить сумасшествие rстране. пособник саганы, Толмачев! Л это ч-joза персонаж? — остановился он па пороге другой палаты, более просторной и комфортной, с телевизором и далеко не больничной обстановкой, с ков­ром на полу.

— Врач здссь ни при чем, я сам согласился на опера­цию за сто тысяч долларов, — самодовольно и тоном не­пререкаемым ответил пациент. — Я депутат Госдумы Ва­вакин.

— И вам захотелось быть суперменом? — язвительно спросил Судских. — В небожители потянуло?

— А хотя бы и так? — вызывающе скатал Вавакин. — Не вахт же одному. Кто вы такой?

— Это уже пе имеет- значения, — за Судских ответил Толмачев. Попытка разбогатеть окончилась крахом. — Па­циента в любом случае оперировать нельзя. — Он помед­лил.
– У него СПИД.

— Еше веселее, — без сожаления смотрел на похоло­девшего Вавакина Судских. — На сто тысяч долларов у вас будут пышные похороны. По-моему, справедливо. — сказал Судских и повернулся к Толмачеву. Вавакин его больше пе интересовал. — А с вами что делать? Решайте сами, Толмачев, веревка по вам давно плачет, а мне помо­жет не встретиться с вами лет эдак через пять.

Пи живой ли мертвый, Толмачев пе подымал головы. Он страшился даже не взгляда этого человека, а самого его присутствия.

Осмотр палат закончился. Судских велел Звереву свя­заться с прокуратурой и Министерством здравоохранения, а сам опять вернулся к Забубённому.

— Откуда я вас знаю? — спросил Забубённый.

— Бежали вместе из сумасшедшего дома. — улыбнулся Судских.

— Понимаю, — пытливо изучая лицо Судских, ответил Забубённый, и впервые за многие годы его взгляд потеплел.

— Я вас забираю с собой, — сказал Судских. — В Думу вы не вернетесь, но показать истинное лицо депу­татов обязаны.

— Не поможет.

— Вчера вы замахнулись, сегодня время бить. Этика здесь не нужна. Пусть люди знают своих избранников в лицо. И бунта не нужно, нужна разумность. И не бой­тесь ничего, вы под моей защитой и Всевышнего.

— Я-то не боюсь, да. видно, Он ото всех пас отказался, — уфюмо усмехнулся Забубённый.

— Отказался по отказался — вопрос спорный, по за­сранцами нас считает отменными.

3-14

Смена кабинета внешне- прошла бархатно, если не счи­тать определенного уклона в подборе министров. Судских сразу забил тревогу: в правительстве укреплялась комму­нистическая верхушка и сам глава кабинета был в недав­нем прошлом

председателем КГБ. У обывателей это выз­вало хихиканье, вот, мол, докатились демократы, у сторонников демократических послаблений появились опа­сения, что уклон загибается к прежним методам и тихий коммунистический переворот начался.

Пе считая себя сторонником левых и правых уклонис­тов, Судских поделился сомнениями с Воливачом. Как и Судских, он не считал себя приверженцем коммунисти­ческих идей, не одобрял и поспешных демократических преобразований.

Свой пост Воливач получил при Ельцине, большие звез­дочки крепил на погонах при Горбачеве, и две полосы напоминали ему устойчивый рельсовый путь, зато гене­ральские зигзаш пришлись на смутный период в стране, когда профессионализм упал в цене и выжить помогало умение делать зигзаги. Воливачу было не занимать перво­го и второго, по профессионалу чекисту всегда за державу обидно, где места его опыту пе находится.

— Снимут, — уверенно сказал Воливач. —• И похерят все, что я наработал, поставят своего, кондового, но вер­ного. Ты ведь знаешь, для меня идея — пустой звук, мое дело — при любом режиме сохранять безопасность го­сударства.

— Так уж при любом? — с усмешкой спросил Судских.

— Не цепляйся к словам, — урезонил Воливач. — Мож­но подумать, при Борьке ты выслуживался, а не служил. И твое управление разгонят, верно тебе говорю. Даже не попытаются персподчинить. Слишком ты много компро­матов накопал на новых коммунистов, они же новые рус­ские. Воровали все, но кристальность у них вроде как от Бога завешана, а ты в этом усомнился.

Судских молча согласился. В верхних эшелонах и при Ельцине кучковались прежние партийцы, и не простые рядовые. Когда гайдаровские мальчики занялись откро­венным стяжательством, они делали это грамотнее и ус­пешнее, но главное — без шума, используя прежние связи и телефонное право. Старые связи — прочные связи. Они строятся не на идейной близости, а на умении партнера не нарушить идей этой близости; другой просто не было, и возврат к старому пе казался химерой. Молодежь безы­дейно торопилась жить, походя давала клятвы и отказыва­лась от них, едва зарок становился путами. И откуда им знать о чистой воде, если родились они в мутной и даль­ше собственной пасти не видят? Старики хватательных рефлексов не растеряли с возрастом, а идея, ставшая ле­гендой, помогала им кучковаться против прожорливой молоди, для которой и отец родной, и «Отче наш» были пустым звуком.

Воливачу не повезло. Его пост предполагал выявлять и отлавливать крупную, прожорливую рыбу. Оставаться не­зрячим и безгласным он не мог, проходить мимо разнуз­данной молоди - тоже.

Именно коммунисты не простят ему критики чечен­ской кампании.

Ему не забудут синкоп высокопоставленных родите­лей, продавших российские секреты за рубеж.

На него спишут огрехи прежнего руководства органа­ми при демократах, и хорошо, если просто отправят в от­ставку без последствий. Его презрение к президентской семейке и прйхлебаям было известно, хотя он, как никто другой, знал, чей ставленник был президент. Именно По- ливач испортил коммунистам их продуманную игру с про­движением Ельцина во власть.