Набат-3
Шрифт:
— У Гитлера не было стройной теории величия Германии. Она появилась недавно, а Россия была всегда, от самой звезды Рус, откуда прибыли арии.
Судских, как говорится, уши навострил:-
— Ты исповедуешь арийскую веру? Величество?
— Нет. Я православный и верую в Иисуса нашего Христа.
«Славная мешанина, — отметил Судских. — Неглупому хлопцу забили голову глупостями».
Дальше задавать вопросы не стоило. Нсли истинно верующий толком не разбирается в епархии Всевышнего,
На тумбочке стоял телефон без диска, и Судских попросил связаться с дежурным. Дежурный, видимо, говорил нелестные слова - его ординарец вытянулся в струнку и вскоре протянул трубку Судских; испуг, а не любопытство, застыл в его глазах.
— Игорь Петрович, — услышал Судских голос Буйно- ва, - вас никто не держи г на положении пленника. 11о территории части вы можете ходить где угодно, только обязательно с ординарцем. Скажем так: на первых порах вы даже не гость, а будущий хозяин. Мы вам доверяем и дорожим вами. Всего вам доброго и дайте трубочку ординарцу.
Судя по лицу ординарна, тот получил не втык, а четкий приказ и, положив трубку, ждал распоряжений по стойке «смирно»
— Вольно. — улыбнулся Судских. — Как звать моего Санчо Пансу?
— Павел.
— Пойдем, Паша, прогуляемся.
— Петь, — четко ответил ординарец.
— Только без этого, — мягко укорил Судских. — Не на плацу. Раскованней будь.
— Вы генерал, — с большой уважительностью произнес Павел.
— Меня зовут Игорь Петрович. И все на этом.
— Ясно. Игорь Петрович.
Юноша оттаял, и Судских вернулся к прежнему вопросу: как он попат в националы?
— Мы призваны спасать Россию от нечисти. Я за товарищем сюда пошел, его азики избили, пояснил он.
— Л форма ни о чем не говорит?
— В такой форме я себя уверенно чувствую и параллелей не провожу. В солдатской форме я бы такого не чувствовал.
— Нас мало, но мы и тельняшках. Так?
— Так, — согласился Павел. — В армии солдат в голодную скотинку превратили. То дедки мордуюг, то генералам дачи строят, а воинской подготовкой не занимаются, а у нас полная подготовка, не хуже десантуры. Только мы еще и идеологически сильны. Армия противника толком не знает, а мы знаем. Мои мать с огцом решили овощи с участка на базаре продать, чтобы на зимние вещи заработать, а их чурки близко к базару не подпустили. Огсц стал доказывать свою правоту, так его в милицию забрали на пятнадцать суток, избили там. Милицию я просто не уважаю, они сами голодные и продались, зато азиков бить буду нещадно, всех подряд.
— Тогда и невиновных?
Невиновные в Азербайджане, а в России им хватит наживаться. В лазят ползком, плачутся о бедности, а потом мечети по стране строят. Где это видано? Русские бились с Наполеоном на Бородинском ноле, костями русских вся земля застлана, а на Поклонной горе мечеть ставят и синагогу. Это справедливо? Что-то в войну еврейских дивизий не было, а нынче кино смотришь про войну, куда ни глянь, везде патриоты евреи спасают Родину. Вранье это, потому что режиссер еврей — своих
— Крутовато берешь, Паша. Досталось всем. Дивизию, конечно, из одних евреев не составишь, но честные люди становились в солдатский строй без учета национальностей, обшая беда была после войны. Мало ли нерусских сидело в лагерях? Никого не минула горькая доля.
— lie спорю, — охотно согласился Павел. — Только моего дядьку, кавалера ордена Славы, увозили в Магадан из-под Твери, а жидов с Тверской увозили. Л дед мой четыре года в пехоте отпахал, после войны на весь район гремел как лучший животновод, а надо мной в Москве хихикали, навозником из-за спины называли, когда я в консерваторию поступать приехал, — пояснил он. — В комиссии сказали, тебе по стопам деда идти надо. Так вот... Ля, Игорь Петрович, все вальсы Шопена играю на слух и без нот. Меня отец к баяну приучил, после школы велел в Москву ехать поступать, а везде в комиссиях одни жиды сидят старые и принимают новых русских за взятки. Злой я стал. Мне учиться музыке не дали, моим детям не дадут, зачем же такая жизнь в своей стране? Так уж лучше я пугну их как следует, чтобы остальным нашим легче жилось. Думаете, не понимают наши ребята, какая нам доля выпала? Мы смертники, нам привили ненависть, и мы свой долг отдадим сполна.
Рассуждал Павел обстоятельно, будто мужик из-под Твери о видах на урожай, и все бы ничего, не говори он ужасные веши обыденным языком. Долг, месть, доля... А много ли раздумывали над этими словами гренадеры перед Бородинским сражением? Думали командиры, а вчерашние мужики гадали про себя, даст Бог вернуться и даст ли не калекой, а что умирать — так уж это повелось, кому- го надо. Такого переубедить сложно, понимал Судских, и будет ли толк? Убеждать надо командиров. А как, если сам он с трудом соображает, какой путь правильный. Делал все по совести, а оказался ненужным. Всевышнего разгневал, что не отдал Лебедю сокровищ. Видать, не тем командирам служил, не те ценности отстаивал. Не дано ему Павла переубедить, сам тростинка на ветру.
«Чего я разжалобился? — неожиданно разозлился Судских.
– Как в индийском кино прямо, где слез и крови море...»
— Пойдем, Паша, назад, — предложил Судских. и ординарец кивнул. — Утро вечера мудренее.
По части уныло передвигались прыщавые солдатики с глазами голодных дворняжек. Парни в черных рубашках словно не замечали их. Прошли мимо плаца, где щёлкали шаг. ладно повинуясь командам. Красиво. Армейских этому не учат... А у Судских даже вопроса не возникло, почему на территории части нациопы чувствуют себя хозяевами, а подлинные — вроде разнорабочих при элитном соединении. Служить обязывают, прислуживать заставляют.
— Ты, Паша, прежде чем азикам морду бить, сначала разберись, почему русские хуже других живут. На своей, между прочим, земле, своему народу армия служит.
— Деньги жиды разворовали, солдат кормить нечем, — уверенно ответил Павел.
— Вранье, — недовольно отреагировав Судских. — Во-, ровать начинали свои, позже спрятались за чужих. Рассуждаешь ты грамотно, только по писаному. И ты сам, по сути деда, спрятался здесь, пусть другие мусор гребут?