Набат-3
Шрифт:
— Юноша, — терпеливо отвечал ему усталый мужчина в робе обычного разнорабочего, — я генерал Судских.
Лейтенантик аж подпрыгнул, лихорадочная поспешность двигала им. Он прытко включил свою мобильную радиостанцию и заверещал в микрофон возбужденно:
— Шестнадцатый! Шестнадцатый! Я — Семнадцатый! Я взял объект! Доложите Десятому, я взял объект! Я!
— Кого это ты взял? — посуровел лицом Судских. Встал, давая понять, что с мелкой сошкой разговаривать не па- мерен. Зеленый ешс якать.
Лейтенантик выхватил из
— Стоять! Шаг в сторону — стреляю!
Судских смерил презрительным взглядом ретивого мальца, решая, как поступить с ним. Усталость последних суток, нечеловеческое желание просто выспаться переродились в раздражение. «Ну, сучонок, держись!» — пробудилась злость. Он собирайся потешить собравшихся зе- пак, взглядом приподнять лейтенантика над землей и опустить с высоты человеческого роста. Вперился в него злыми глазами, источая решимость. И ничего: лейтенантик, сжимая пистолет обеими руками, целился в него, а люди вокруг посмеивались, не соображая, чего вдруг мент взъярился на работягу. Храм уже мало интересовал. Никуда он не денется, а бытовуха мила разнообразием зрелищности.
«Это что же, — запоздало понял Судских, — я лишился Божьей защиты? 'Гак и пульку схлопотать можно...»
Лейтенантик отметил растерянность Судских и победно ощерился. Знай наших. Боится, значит — виноват!
Судских отдал мобильник.
В подъехавший «воронок» он забирался без особых приглашений, лишь бы не вызвать насмешек зевак. Вот тебе и чудеса Господни! Он, прочитавший тайные, желанные для многих книги, нашедший несметные сокровища, попал в зависимость от российского быдлятства. Связи со своими нет, генеральской стати нет и в Божьей защите отказано. Хорош судный ангел...
Старушка, с которой он мило беседовал только что, протиснулась поближе, и Судских сначала почувствовал ее настырный взгляд, а потом услышал осуждающие слова: Нехристь! Сразу его раскусила!
Вот и благодарность за благие дела... Святой простотой • грех называть такое — это обычная русская задроченность. Вели власть таскать хворост на костер — вмиг исполнят.
«Эх, российская вандеюшка!» — хмыкнул Судских. Дверца «воронка» прочно захлопнулась.
Он до конца так и не сообразил, что именно с ним приключилось. Будто бы стремительно бежал по накатанной дорожке, и вдруг ею резко остановили, не дав осмыслить, кто дерзнул на это.
Удивительно, однако привезли его не в райотдел милиции, а за Каменным мостом пересадили в нарядный «форд» и в сопровождении двух милицейских полковников с надсадно ревущей сиреной помчали прямо в Кремль.
У Спасских ворот сирена смолкла, и Судских мог слышать шуршание шин по брусчатке. Не произнеся за весь путь ни слова, полковники вежливо попросили его следовать за ними, едва «форд» качнулся на тормозах у подъезда желтого здания. Судских пожал плечами, ничему не удивляясь, и здесь же, на крыльце, его передали двум молодым людям, чья выправка, вежливость и темные штатские костюмы штучного кроя были на порядок выше
Метаморфоза обозначилась ясно: президент решил первым узнать о похождениях Судских в подземельях. Милиция расстаралась вовсю, а свои прошляпили.
Только чего вдруг такая оперативность, кто, кроме него, мог знать о находках, и на кой ляд он так срочно понадобился президенту? Вопросы будоражили, наслаиваясь на усталость и обескураженность, из-за потери его особых качеств мешали ему сосредоточиться. Еще более занозила наглая насмешка сопливого ментовского лейтенантика — самого Судских арестовал!
За что?
В президентской приемной, где еще совсем недавно он чувствовал себя хозяином, Судских попросили обождать. Один из помощников доложил о задержании дежурному генералу, знакомому по прежним дежурствам, и тот, не взглянув на Судских, отправился докладывать президенту. Но раньше-то этот генерал не относился к дежурным! Раньше этим занимались только высшие офицеры из органов и УСИ. Странно... Смена караула? Президент и прежде морщился при виде людей из разведки, выражай тем недоверие, и форму воспринимал только на cyiy6o военных.
Но прием Судских он оказал на удивление особый, радушный и приятельский, совсем сбив с толку опального генерала.
— О! Наконец-то! — с разведенными в стороны руками вышел навстречу президент. — Игорь Петрович, где вы запропастились? Всех па ноги подняли!
Приобняв Судских за плечи, будто накидывая простыню или шубу, он повлек его rкабинет. Такая заботливость озадачивала сильнее прежней нарочитости. А это почему? Раньше ему не оказывали дружеского проявления чувств.
— Все обошлось? — спросил президент уже в кабинете, будто заведомо знал, чему подвергался Судских, выйдя из подземелий.
— Как-то все несуразно, — хмуро отвечал Судских. — Пацан из милиции угрожал оружием, забрал мой мобильник, меня спешно везут сюда... Не пойму: я арестован? — с вызовом спросил он, пытаясь по лицу президента определить истину, отделить показное.
Президента он не застал врасплох:
— Игорь Петрович, вам ли не знать, как у нас обычное оперативное распоряжение превращают в пожарный приказ. За этих балбесов прошу извинить, за чрезмерное усердие накажу, чтобы служебное рвение проявляли где положено.
Президент, как всегда в беседе с ним, говорил учтиво, хотя многие выслушивали от него отборную солдатскую матерщину. Он не стеснялся распекать подчиненных в ефрейторской манере, без скидок на возраст, заслуги, и никто не возмущался. Огрехи были, конечно, всегда, но не в такой же манере высказывать возмущение. А помалкивали без протеста потому, что давным-давно знали о грубых замашках президента, когда он не был еще таковым и грубость считалась неким имиджем: вот, мол, какой хозяин нужен стране — жесткий, но правильный, такой станет держать в узде и распоясавшихся демократов, и думское плебейское отродье, и кондовых коммуняк.