Набат. Агатовый перстень
Шрифт:
«Вот тебе и железный человек. Вот тебе и прусская культура, Хорош недавний вершитель судеб мира», — подумал доктор. Он ничего не ответил, только взял Энвербея за руку и стал рассматривать перстень.
— Говорят, — продолжал Энвербей, — человек, носящий агатовое кольцо, может заболеть...
— Снимете ли вы кольцо, наденете ли... —усмехнулся доктор, — от этого печень ваша пошаливать не перестанет... Что касается таинственных несчастий, то... Говорят, действительно, при дворе царей Романовых агатовые перстни, брошки, табакерки исключались... полностью, абсолютно исключались...
— Когда он поднёс? — быстро спросил Энвербей.
— Ей-богу, не помню.
— Вот видите, м... Ведь и царица... и все её близкие… погибли...
Энвербей мрачно поглядел на кольцо. Казалось, вот-вот он снимет его с пальца и швырнёт на пол.
— Их казнил бы народ и без агатового перстня, — заметил доктор. — Кстати, я видел точно такой же перстень... Да, да... дай бог памяти... да, совершенно верно, я видел его, на пальце... ишана кабадианского...
— Совершенно такой же?
— Во всяком случае, очень похожий... — Пётр Иванович с интересом посмотрел на растерянное лицо Энвербея, и вдруг какой-то бес, как говорится, дернул его за язык. Он сказал: — Сам по себе камешек — пустяк, а вот источник, откуда он попал к господину ишану, полон всяких зловещих последствий в будущем...
— Что вы хотите сказать? — почти крикнул Энвербей.
— Ничего, кроме сказанного... А вам очень не мешает, дорогой пациент, заняться своими нервами.
— Но...
— Извините меня, я врач, вы пациент. Вы просите меня лечить вас. Мой долг — вас лечить. У узбеков есть хорошая пословица: заболел желудок — пропала сила. А желудочные болезни здесь опасны. Опаснее агатовых перстней.
Поджав недовольно губы, Энвербей молчал. «Странный этот русский. Но он здесь единственный врач и, судя по всему, лечить умеет...»
— Скажите, доктор, — заговорил он. — Если человек имел общение с прокажённым, даже кратковременное, долго ли он носит на себе заразу?
«Эге, да ты здорово боишься проказы», — подумал Пётр Иванович и сказал:
— Очевидно, долго. Есть основания предполагать: возбудители лепры очень стойки.
Энвербей брезгливо поморщился и как-то весь передёрнулся.
— Благодарю вас, доктор, за совет. Обратитесь к моему адъютанту Шукри-эфенди, он с вами рассчитается.
Так и не решился ни на что Пётр Иванович, а револьвер системы «наган» по-прежнему напоминал своей тяжестью в кармане о своём существовании. Доктор не пошёл к мертвоголовому адъютанту.
Чертыхнувшись, Петр Иванович взял в конюшне своего коня и уехал. Никто не осмелился задержать его у ворот. Слишком уж явно отражался гнев на высоком челе господина великого табиба. Спроси, конечно, Пётр Иванович разрешения у привратника — и его не выпустили бы. Во всяком случае, побежали бы спрашивать у Ибрагимбека разрешения. И разве он отпустил бы доктора одного?.. Но так как доктор ехал через ворота прямо и ни на кого не смотрел, с независимым видом, его пропустили безропотно. Только никакой заслуги здесь
Он ехал по улочке селения, смотрел по сторонам, видел и не видел плоские бурые горы, голубое небо, серые дома... Все окружающее проходило мимо его сознания. Навстречу шли и ехали какие-то бородачи в чалмах, в меховых малахаях. Пётр Иванович ни на что не обращал внимания, но много позже он восстановил в памяти всю картину и отчетливо представил каждый свой шаг, каждое свое движение, даже нетерпеливое потряхивание упрямой головы коня и запах конского пота, мешавшегося с запахом влажной земли.
— Пётр Иванович, а Пётр Иванович!
Доктор машинально посмотрел в сторону, где слышался знакомый голос. Он нисколько не удивился, что рядом с ним как ни в чем не бывало, как и многие уже годы, мелко трусит на коне Алаярбек Даниарбек. И хоть на толстых губах его и в глазах-щёлочках не было и намека на улыбку, но всё лицо Алаярбека Даниарбека ликовало.
Они ехали по улочке Кок-Таша ещё долго и молча.
— Что делать, что делать? — простонал наконец Пётр Иванович.
Теперь Алаярбек Даниарбек хитро усмехнулся.
— Уезжать... Пора! Знаешь, и желанный гость от долгого пребывания делается противным. Известно, в пруду вода, застоявшись, становится вонючей. Как бы конокрад не...
— Да хватит вам болтать... Я и сам рад бежать со всех ног отсюда, но Жаннат...
— А, Жаннат? — протяжно повторил Алаярбек Даниарбек. — Жаннат не маленькая, не девочка. Не всякая женщина тупа и глупа, — сказал один мудрец по имени Аухади, — если есть тигр, то есть и тигрицы.. Не всякая удостоится быть женой зятя халифа.
— О чёрт! Вы лучше посоветуйте, что делать!
— Жаннат понимает... Сказали бы Энверу, что её касались руки прокажённого, и...
Аргамак захрипел и завертелся под доктором на месте, — так резко осадил его Пётр Иванович.
— Вы думаете?
— Ну что ж, о её позоре возвестят барабаны, но никто не пожелает ласк женщины, которую... которая спала с махау.
— Молчите!
Алаярбек Даниарбек только развёл руками — в одной он держал повод, и поэтому конь решительно направился в сторону от дороги; в другой — камчу, и конь, вообразив, что сейчас его ударят, помчался по лугу. Известно, что лошадь не может равнодушно переносить, когда её обгоняют. Конь Петра Ивановича кинулся вслед.
— Что с вами? — спросил доктор, когда они, наконец, поехали шагом. — Вы обиделись?
— Будь одного цвета с обществом, — буркнул Алаярбек Даниарбек, — если не хочешь быть посрамленным. Вот мы и снова стремимся в пасть крокодила. О локоны! О ресницы!
Так они и вернулись обратно в ибрагимовский двор. Алаярбек Даниарбек предложил передать записку Жаннат с изложением своего плана. Но... Пётр Иванович не смог написать такую записку. Он сидел на камне около конюшчи и поджидал, когда появится Энвербей. Он должен был появиться... И он действительно появился, но Пётр Иванович не успел сообразить что-нибудь, как Энвербей в сопровождении десятка своих турок исчез в воротах женской половины.