Набат. Агатовый перстень
Шрифт:
— Ну, ну, дайте на вас посмотреть, — сказал Файзи, отодвигая на длину рук доктора.
— Давай, давай, посмотрим!
Они искренне радовались встрече.
— А я слышал, что какой-то доктор прибыл в Магиан, и сейчас же поехал сюда.
— Кто же сказал?
— А здесь горный телеграф, — смеялся Файзи. — Проволоки не надо. Встал на одну вершину и — «ого-го-го!».
И он, приложив рупором ладони ко рту, действительно закричал с силой: «Ого-го!» Крик понесся над каменными хижинами и отозвался звучным эхом где-то далеко в вершинах гор, всё ещё розоватых от лучей солнца, давно уже зашедшего для долин.
— Мне о вас сейчас сказал наш разведчик Курбан-грамотей, — продолжал Файзи. — Мы даже слышали кое-что интересное о вас, доктор.
Но Файзи закашлялся и побледнел. Доктор покачал головой: не нравится ему такой кашель.
Ища глазами, где бы достать воды, он обнаружил улыбающегося сладкой улыбкой Амирджанова.
— А, товарищ Файзи, салом-алейкум!
Заметно было, что Файзи не очень обрадовался встрече с Амирджановым. Больше того. Появление его здесь, в Магиане, вызвало в начальнике добровольческого отряда явное недоумение, смешанное с тревогой. Ответив веж-ливо на приветствие Амирджйнова, он вопросительно смотрел на него. Амирджанов увлёк его к себе на возвышение и долго говорил с ним вполголоса. Файзи всё время кивал головой, попивая чай. Наконец он поднялся и громко сказал:
— Уртак Амирджанов, теперь я знаю, что вы работник военного комиссариата Самаркандской области, я знаю ваши полномочия. Но я тоже знаю свои полномочия... У вас мандат от Облисполкома, а у меня мандат от командования. Признать вас начальником я не могу. У меня свой начальник —Бухарская Чрезвычайная Диктаторская комиссия для водворения спокойствия в районах, охваченных басмачеством. Я сказал.
Амирджанов, извлёкший было из кармана свой мандат, медленно засунул его обратно и, растерянно помолчав, сказал:
— Предлагаю поехать в Самарканд. Там решим.
— Но сейчас вы не в Бухаре. Здесь Туркреспублика. Я не поеду в Самарканд. Я поеду по указанному мне пути.
— Вы ответите... за такой разговор. Наконец вы обязаны сказать, куда идёт ваш отряд.
— Нет... Я еду туда, куда мне указано...
В голосе Файзи звучали упрямые нотки. Он встал, надел свою меховую шапку и подошёл к доктору.
— Брат мой доктор, поедем ко мне.
— Куда к вам? — удивился доктор.
— Да здесь близко.
Общество Амирджанова совсем не устраивало Петра Ивановича, и через минуту он уж ехал с Файзи, Алаярбеком Даниарбеком и Мирзой Джалалом по узкой улочке, извивавшейся вдоль шумевшей в сумерках Магиан-Дарьи. Ехать пришлось действительно недалеко мимо черневших на светлом небе развалин Магианского замка, через высокий шаткий мост, под густой кроной больших карагачей, в ветвях которых хлопотали устраивавшиеся на ночь воробьи.
Здесь всадников окликнули:
— Кто идет?
И они оказались на военном бивуаке. Горели костры, в котлах булькало и шипело варево. Многочисленные вооружейные люди в лисьих папахах сидели, разговаривали, ходили взад и вперёд. И если бы не Файзи, которого по-военному приветствовали эти люди, доктор мог вообразить, что он попал, «как кур во щи», в лагерь басмаческой шайки.
За плотным ужином Файзи сказал доктору: — Ты мой друг и брат. Только потому я тебе скажу. Мы едем в Гиссар... воевать.
Любопытство обуревало доктора, но он не счёл удобным задавать вопросы. В умеон прикинул только: наши стоят в Байсуне после прошлогоднего отступления из Дюшамбе; в Гиссарской долине хозяйничает Энвер-паша со своими бандами. Не нужно быть великим стратегом, чтобы понять задачу Файзи.
Но
Отряд его после ухода из Бухары уже несколько месяцев выполнял задания командования в Зеравшанской долине. Бойцы получили первое боевое крещение в боях с опасным противником — с бандами курбаши Каюра, имевшего прямое задание Энвера напасть на Бухару. Добровольческий отряд Файзи действовал успешно, и когда басмаческая группа с Даниаром-курбаши во главе проникла из долины Сурхана в район Шахрисябза и Карши и объединилась с матчинским беком, создалась угроза для окрестностей Самарканда. Файзи по приказу Штаба Туркфронта походным порядком продвинулся в район Ургут-Пенджикент-Магиан, чтобы помешать соединению матчинцев с даниаровцами, общее руководство над которыми принял Саиб Шамун. Операция шла успешно. Бойцы отряда Файзи, не понеся почти никаких потерь, успешно отбросили в верховья Зеравшана матчинского бека, а к тому же теперь и Саиба Шамуна не стало.
— Да... Саиб Шамун, — сказал Файзи. — О нём много говорили, но никто его не видел. Лицо его было под паранджой тайны. Но все его боялись. Признаться, и у меня сердце нет-нет, а делало тук-тук, когда я слышал: «Саиб Шамун, Саиб Шамун». Говорили, у него пушки из Англии. Две батареи пушек. И вот: «Хо, хо!» Великий полководец — и кто ему пресёк жизнь! Тот, кто обязан продлевать жизнь. Хо, хо! Не сердись, Пётр Иванович, я пошутил.
Файзи охотно рассказал доктору о делах отряда, о походе и битвах. Оказывается, Файзи всего день назад сам вернулся из Бухары.
— О, вы были в Бухаре? — удивился Пётр Иванович.
— Да, и я и Юнус. Мы разговаривали с человеком из Москвы, с Серго Орджоникидзе, — сказал Файзи. — Он приехал от Ленина и нам, командирам, читал бумагу, которую подписал сам Ленин. Великий человек Ленин. Он так далеко от нас, он так занят государственными делами, но он помнит о делах Бухары и бухарских мусульманах-трудящихся, таких, как я. Ленин думает о нас, заботится о нас и не забывает нас в нашей борьбе против проклятых басмачей, против проклятых джадидов-предателей. Нам сказал так сам Орджоникидзе. Хороший, простой человек, а ведь он большой начальник, он уполномоченный самого Центрального Комитета большевиков. Он сказал нам с Юнусом: «Друзья, Файзи и Юнус, вы новые люди нашего времени. Вы храбрецы и герои не потому, что не боитесь пуль и сабель эмира и других врагов народа, а потому, что вы не побоялись поломать законы шариата и адата, не затрепетали, как рабы, перед зелёным знаменем пророка. Вы новые, замечательные люди, низвергающие тьму и тиранию мракобесия! И революция победит, когда вашему примеру последуют люди гор и у нас будут ещё такие отряды, много отрядов добровольцев». Да, так сказал товарищ Орджоникидзе, и я горжусь его словом, и Юнус, мой друг, гордится его словом.
Все наши бойцы, которым я передал это слово московского большевика Орджоникидзе, гордятся, и когда я вернулся к себе в отряд, я рассказал обо всем, и у нас был большой праздник, большой пир по этому поводу.
Много рассказывал еще Петру Ивановичу Файзи о своей встрече с Серго Орджоникидзе, но особенно его поразило и восхитило обращение этого человека с ним и с Юнусом.
— Какой человек! Какой души человек. Волосы у него длинные, усы совсем как у нас, узбеков, а взгляд проникает в самое сердце! Настоящий товарищ и друг. Понимает душу рабочего. Он не смотрит там на шёлковые халаты. Ему не заморочили голову всякие там Нукраты. Он сразу сказал, что торгаши да бывшие имамы и чиновники пекутся не о народе, а о своём кошельке. Почему, говорит, у вас в назирате нет крестьян или ремесленников, или рабочих. Что это такое? Почему у вас в бухарском правительстве все из богачей да духовенства, а? У нас революция пролетарская. Шире дорогу пролетариату. И не только сказал так. Сейчас в Бухаре идёт чистка, такая чистка! Из назиратов повыгоняли бывших эмирских чиновников, байских и бекских сынков, из милиции — всех басмачей. У нас новые назиры — большевики. Они знают, что нужно народу.