Наблюдатель
Шрифт:
Взгляд ясных глаз Осимы Кэсои не выражал ничего, кроме твердого спокойствия и преданности. «Жалко будет избавиться от этого пса, - думал Иэхиса-сан, - он предан мне до мозга костей, и, кроме того, его шпион среди заговорщиков… Но тюнин знает слишком много, нельзя оставлять такого свидетеля. Жаль, жаль».
«Если женщина действительно шпионка светлейшего князя, - вертелась мысль в многоопытной голове Осимы Кэсои, - то наследный принц мне как гиря на ноге, сам утонет и меня потащит на дно. Придется убить и его, и ее, а свалить все дело можно на заговорщиков». Но от своих людей старый тюнин доподлинно узнал: во дворце дайме о женщине по имени Кумико никто никогда не слышал.
Пламя
Холодное лезвие ножа обжигает запястье, и кровь тонкой струйкой вливается в большую чашу - символ верности.
– Клянусь стремиться к совершенству, - раскатывается мощный голос наставника.
– Клянусь…
– Клянусь следовать по пути справедливости и защищать справедливость.
– Клянусь…
– Не бояться ни холода, ни зноя. Не жалеть сил, пота и крови во имя Знания. Быть упорным, преданным и трудолюбивым.
– Клянусь…
– Сохранять достоинство, не быть жестоким.
– Клянусь…
– Сохранять священную тайну Братства и не раскрывать ее ни за щедрые посулы, ни под страшными пытками.
– Клянусь…
И с этого дня для того, кто принес клятву, начиналась другая жизнь, с тревогами и лишениями, неимоверно трудная, полная опасностей и сурового аскетизма. В городах и деревнях, после изнурительной работы в мастерских или на полях, окинавцы спешили в места тайных сборов, чтобы там под руководством наставников превращать свое тело в оружие, перед которым не устоит ни меч, ни копье, ни стрела. Тайные общества вставали из пепла, объединяясь в союзы по всем многочисленным островам, находящимся под гнетом японских самурайских кланов. Волна восстаний прокатилась по стране, и завоеватели вдруг перестали чувствовать себя в безопасности даже под защитой многочисленных охранников. Самураи были опытными воинами, искушенными в боевых искусствах, и шансов на победу над ними было немного, и ее надо было вырвать любой ценой. Годы упорных тренировок, которыми буквально истязали себя члены тайных обществ, превращали их руки и ноги в оружие страшной разрушительной силы. Особый упор делался на их закалку, так как расколоть броню шлема или панциря могла лишь поистине стальная рука. Плотно перевитые соломенные снопы разлетались в пух, и солома заменялась песком, гравием, раскаленным железом. Костяшки пальцев твердели, теряли чувствительность, превращались в подобие самурайского меча-катаны, который нельзя было отобрать или потерять в бою. Крестьяне учились превращать в оружие любой предмет, что попадется под руку - палку, ручку ручной мельницы, мотыгу, серп, цепы для обмолота зерна. Оригинальным оружием, изобретенным в те времена, являлся трезубец-сай, кинжал с двумя боковыми отростками.
Когда и кем был изобретен сай - неизвестно, но распространили его монахи тантрических буддийских сект, где сай, или божественный трезубец ваджра, считался священным символом могущества Пресветлого Непоколебимого бога Фудо Мео.
В те мрачные века подготовка мастеров боевого искусства в лоне тайных обществ и союзов самообороны протекала в условиях строжайшей секретности. И до наших дней история не донесла ни имен наставников, ни даже названий школ.
Но те безымянные мастера жили в удивительное и легендарное время, когда в огне пожаров и лязге оружия в муках рождалось и формировалось одно из самых непостижимых человеческих творений, сохранившее традиции до наших дней.
Рождалось искусство «Пустой руки». Рождалось КАРАТЕ.
Светлейший князь Симадзу Иэхиса
– Я стар, Итиро. Мой разум уже не тот. В тебе горит огонь честолюбия, и это нормально. Завоеванные нами земли раздирают заговоры, в протекторатах неспокойно. До меня дошли слухи о том, что тайные общества на Окинаве стали возрождаться, нечестивцы подняли головы.
– Прикажите, отец, и с ними будет покончено раз и навсегда. Мне нужна лишь свобода действий и тысяча преданных солдат.
Дайме слабым жестом остановил его.
– Ты получишь все, что захочешь. А сейчас иди, я утомлен. Стар я стал, стар…
Принц низко поклонился, чтобы скрыть торжествующие искорки в глазах, и скрылся в дверях.
– Вы убедились в правоте моих слов, мой господин?
– тихо спросил советник князя Иоро Мацусато.
– Этот человек жаждет одного - занять трон наместника.
– Молчи, - спокойно сказал Симадзу Иэхиса. В его голосе не было горечи. В доме было предательство, и князь не мог допустить жалости или растерянности. Он снова стал самим собой - хитрым, коварным, жестоким хищником.
Итиро Иэхиса, молодой, сильный и… глупый… Мановением руки отпустил охранников и вошел в свои личные покои, где его уже ждала красавица Енамутэ, преданная и ласковая, в совершенстве владеющая искусством любви.
– Мой господин, - поклонилась она.
– Налей вина, - велел он, развалясь на широкой постели.
Покачивая продуманно-небрежно приоткрытыми бедрами, она прошла к низкому изящному столику. Вино тонкой струйкой устремилось в чашу.
– Мой господин сегодня весел.
– Да, я весел. У меня все прекрасно, и боги мне покровительствуют. А значит, и тебе тоже. Ты мне нравишься, и я не оставлю тебя своей милостью.
– Вы очень щедры.
Иэхиса-младший опрокинул в рот чашу с вином и сладко потянулся в постели.
– Иди ко мне.
Он обхватил Енамутэ и, смеясь, повалил ее на подушки.
– Вы испортите мне прическу, мой господин.
Великий Будда, о чем думают эти женщины!
Итиро Иэхиса чувствовал себя на коне. Тайное общество, стоящее в центре всего движения заговорщиков на Окинаве, можно превратить в послушное стадо ягнят. Симадзу Иэхиса все еще силен, но торговаться с ним можно - или отречение от трона в пользу законного наследника, или кровавый хаос по всей Окинаве, пожар, грозящий перекинуться с островов на всю Империю.
– Прически для того и созданы, чтобы их портить, - хрипло сказал Итиро, чувствуя, как, все его тело охватывает дрожь нетерпения. Эта женщина умела разжигать. Ее розовый трепещущий язык медленно, как во сне, коснулся его шеи, опустился к соскам, а ее бедра легонько, потом все сильнее стали тереться о его пах.
– И я буду жить во дворце?
– прошептала она.
– Ты не обманываешь?
– Если не разочаруешь меня.
– О, я постараюсь…
Итиро ощущал, как плоть его отвердела, словно камень. Он закричал от наслаждения, предвкушая, как он войдет в нее, нежную, мягкую, жаждущую, и… и…
– Вы недовольны, мой господин?
– удивленно спросила Енамутэ.
Да, он был недоволен. Он, раскрыв рот, смотрел мимо нее, на открытые занавески-шодзи, расшитые драконами. Там спокойно стоял, будто пришедший из дурного сна, его брат, исчезнувший много лет назад, Сэмари Иэхиса. Оуэма Тэдзива. Громко завизжала Енамутэ, но ей тут же зажали рот и отшвырнули к дверям.