Наблюдатели

Леранжис Питер

Ева раза два мигнула.

Комната вдруг стала приобретать форму.

Белые стены. Флюоресцентные лампы. Капельница.

Она обводила помещение медленным взглядом.

Родители. Две ее подруги. Доктор Рудин.

Реальные.

Живые.

— Ева? — проговорила миссис Гарди, беря ее за руку.

— Ах, мама, прости… я не хотела…

— Шшшш, — поднес палец к губам папа. — Ты все сделала правильно. Доктор Рудин все нам поведала.

— Доктор Рудин? Но как вы здесь так быстро появились?

— Да ты лежала без сознания три дня, — объяснила доктор Рудин.

Сыворотка!

— Она… подействовала? — спросила Ева.

Доктор Рудин кивнула:

— Сначала я решила, что все кончено. Но потом кровь у тебя стабилизировалась, и симптомы медленно, но верно стали исчезать. Целая команда отслеживала поведение

теломеры в твоих хромосомах. А еще я сняла лабораторию, чтобы сделать новую сыворотку. Это все невероятно, Ева. Скоро об этом заговорит весь мир!

— А это значит, что больше никому не придется переносить такие страдания, какие пережила ты, — добавила Мартина.

И Даниель.

И Алексис, и Брианн, и Селестайн.

И Уитни. Она первая. Донор.

Все части Евы.

Все покинули сей мир.

Принесенные в жертву.

Жертвы любви доктора Блэка к дочери.

— Он не имел права это делать, — бросила Ева.

Доктор Рудин коснулась ее руки:

— Но посмотри, что вышло из этого, Ева. Лекарство от новой болезни, природу которой не могли понять. Никто, кроме доктора Блэка.

— Но клонирование…

— Кто знает, придет день, и мы найдем записи доктора Блэка и на эту тему. Так что… как видишь, результаты не только отрицательные. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло, разве не так?

Ева отвернулась к стене.

Она не очень в это верила.

— Даниель жива, Ева. В тебе, — произнесла Мартина.

— Как и все другие, — добавила Кейт.

Они и правда живы. В мозгу Евы. Память о них всплывала и потом в самые неожиданные моменты. Они жили в ней всю оставшуюся жизнь.

— Стало быть, я последняя в этом роду, так, что ли? — усмехнулась Ева.

— Последний из могикан, — пошутил папа.

Сознание Евы вдруг начало меркнуть.

— Сделайте одолжение, доктор Рудин, — произнесла она. — Если вам удастся найти записи доктора Блэка о клонировании, уничтожьте их.

Ответа она не услышала.

Глаза ее сомкнулись. Слова из реального мира стали куда-то отдаляться, глохнуть, мешаться со снами.

— …дайте ей немного времени… — доктор Рудин.

— …так утомлена… — мама.

Затем неожиданные шаги, возбужденные голоса.

— Мисс, вам сюда нельзя!

— Проснись!

Незнакомый голос.

Настойчивый. Смущенный.

Ева приоткрыла глаза.

— Ева?

Она повернулась, застонав от боли. У кровати стояла незнакомка.

Куртка. Шерстяной шарф.

Лицо.

Нет!

Этого быть не может!

— Привет! — сказала девочка. — Ты меня не знаешь…

Сон.

Больше никого не осталось. Я последняя в ряду.

— …меня зовут Франческа…

Война

Дело № 6955

Имя: Джейкоб Бранфорд

Возраст: 14

Испытание прошел:

1

Хроника войны

5 мая 1864 года

Юг Гобсонс-Корнера, Мэриленд

Я жив.

Я один из немногих счастливчиков. Бойня прекратилась. По крайней мере на время. Я похоронил четырнадцать товарищей. Сколько осталось на поле битвы, не счесть.

Но мне не до скорби. Нет времени предаваться праздным мыслям. Слишком много дел еще надо переделать. Почтить погибших и приготовиться к следующей битве.

Она началась на рассвете. С таким адским грохотом, будто разверзлась земля. Мои товарищи по палатке и я сам вскочили как ошпаренные. Пушечная канонада. Совсем под боком.

Вдруг в палатке послышались непривычные звуки. Кто-то плакал.

— Мне всего семнадцать! — ревел Том Шелтон. — Я еще слишком юн, чтобы погибать.

Как же я ненавижу трусов! Меня так и подмывало сказать ему, что мне всего четырнадцать лет. Что я прибавил себе возраст, чтобы участвовать в настоящих сражениях. Хныканье Тома заразило нас страхом и сомнением.

Затем

яркой вспышкой сверкнул первый ружейный выстрел, и Том упал в грязь. Замертво.

Всякие сомнения покинули меня. Это война. Я взял на изготовку свое ружье и побежал. Под проливным дождем. В самое пекло на линию огня.

— Мы с тобой, Бранфорд! — закричали мои люди.

Земля была скользкой, как каша-размазня. Гребень холма кишел серыми фигурками конфедератов. Над головой раздался ружейный залп, и я услышал тошнотворный звук металла, входящего в человеческую плоть, и плоти, шмякающейся в грязное месиво.

Внимание! Соберись! Я выстрелил во врага один раз, второй. Серая фигурка рухнула на землю. Вторая покатилась по склону.

Я десять раз перезаряжал ружье. И десять отступников пали бездыханными. Но они неизмеримо превосходили нас числом и вооружением. Град пуль, изрыгаемый их ружьями, был плотнее ливня, низвергающегося с неба.

Оглянувшись назад, я увидел, что земли не видно из-за павших солдат. Их синие мундиры темнели пятнами крови.

Я остался один. Я едва успевал перезаряжать ружье и стрелять, стрелять без устали. С каждым выстрелом серые ряды редели, пока атака окончательно не захлебнулась.

Теперь пора было оказать помощь моим храбрым страждущим товарищам.

Но я понимал, что конфедераты просто так не отступят. Оставшиеся в живых перестраивались, готовясь к новому штурму. Времени у меня было в обрез, и оставался только один выход.

Я ринулся к вершине холма. Один. Пуля просвистела рядом, чуть не отстрелив мне левое ухо. Раскисшая грязь, словно клеем, схватила мои сапоги, и дальше мне пришлось бежать босиком. Когда я добежал до леска, из окопов выскочило трое мятежников. Сверкнули штыки.

Я увернулся, бросился вперед и схватил одного из них сзади. Приставив кинжал к его горлу, я приказал остальным бросить оружие. Когда же эти ничтожные предатели все же бросились на меня, я толкнул вперед своего заложника, и он принял смерть от «дружеского» штыка. Но не раньше чем я успел сорвать с него пояс. Одним мановением руки я заарканил оба ружья, вырвал их из рук врагов, а последних, молящих о пощаде, связал.

Оглашая окрестности яростным криком, я бросился в самую гущу вражеского стана. Дальше все помнится смутно: бешено молотящий кулак, сокрушаемые челюсти, удары ногой в пах, сверкание сабли, кровавые росписи на живых телах. Они пытались оказать слабое сопротивление, но не устояли перед моим яростным напором, и вскоре я добился полной и безусловной сдачи!

В наш лагерь я вернулся, ведя за собой сонм плененных южан. В рядах радостно приветствующих меня соратников, выражавших свое неподдельное восхищение, сто ял человек, которого я знал по портретам, человек, который давно стал моим идеалом — сам командующий союзнической армией Севера, генерал Улисс С. Грант.

— Сынок, — тепло проговорил он, вручая мне медаль за отвагу, — в жизни не приходилось мне видеть подобную храбрость перед лицом почти неминуемого…

— Джейк!

Джейк Бранфорд оторвался от своей зеленой толстой тетради.

Да это Байрон. Не теряй нить. Продолжай. Хорошо, Джейк. Можно подумать, что ты там.

…поражения, — дописал он.

— Эгей! Добро пожаловать на грешную землю, братец. Спустись с облаков!

— Да подожди ты! — отмахнулся Джейк.

Он попытался вернуться к написанному. Девятнадцатый век. Гражданская война Севера и Юга. Ну давай, Джек! Вникни. ВНИКНИ!

Ничего.

Весь настрой улетучился.

А без настроя Джейк и двух слов связать не мог.

Он потянулся к открытому матросскому сундуку. Поверх груды старой рухляди лежали кинжал в кожаных ножнах, потертая форма и кепи. Армия Северных соединенных штатов. Федералов. Доставшаяся от погибшего в бою предка Джейка. Таково по крайней мере семейное предание. Мама не очень-то в него верила. Да ей это все до лампочки.

Кепи.

Джейк примерил его. Шерсть мягкая, лоснящаяся от многолетней грязи. Она пахла заплесневелым и темным прошлым.