Начальник милиции. Книга 4
Шрифт:
— Тебя арестовали за другое, — спокойно поправил его я.
— Знаю… — вздохнул Чудинов. — Но не убивал я Миля, вот хоть чем поклянусь. Хошь?
— Что мне твои клятвы. Мухтар к тебе привел, а ты за топор схватился. Бежать хотел. В окно сиганул. Это всё против тебя говорит.
— Говорю же, испугался. А значок этот комсомольский ваш — пшик, да и только! Я на него и наступить мог, когда в кабинет заглядывал. Мне же любопытно было, как все произошло, когда ты меня поставил охранять место преступления. Может, задел его, значок этот чёртов, и дух свой оставил. И вообще, начальник, только не обижайся, пес у тебя
— Посиди, подумай.
— Что подумать?
— Глупый пес или нет. Жду от тебя правильного ответа. Пока не скажешь — не выйдешь.
— Ну, начальник…!
Я захлопнул смотровое окошко. И подошел к Женьке и Михаилу.
— А ты чего такой грустный? — спросил я Юсупова.
— Да все нормально, — потупил взгляд паренек и покосился на камеру с Чудиновым.
— Пошли, поболтаем, — я отвел парня в сторонку, к камерам, где сидели административники. Там было пусто сегодня, к выходным набивали полные, а сейчас все спокойно в городе.
— Ну, рассказывай… — я посмотрел парнишке в глаза.
— Угрожает мне Степка… — пробурчал постовой.
— Степка? Ты знаешь Чудинова?
— Ну так сосед мой, да… Ну как сосед? Жил в соседней квартире, пока не посадили его. А пока отбывал, его выписали, и не знаю уж, где сейчас обитает.
— А угрожает почему?
— Да говорит, что не по-соседски я вертухаем заделался. Дескать, выйдет и разберется со мной.
Вот гаденыш… На зоне таких как Чудинов не уважали, ни администрация, ни сидельцы. Отбывающих за такие статьи держали чуть в стороне в помещении отряда от остальных. Сами зэки определяли им дислокацию. Койки их были в определенном месте. И сигарету у них, или что-то другое, брать из рук считалось западло.
— А ты, что? — спросил я, чувствуя, как подкатывает злость.
— А что я… Я ничего. Я ж ведь на службе…
— Слушай, Женя, — серьёзно произнёс я, — учись всякое отребье на место ставить. Вот сейчас откроешь камеру, пойдешь — и поставишь.
— Я?
— Нет, бляха! Вместе со мной.
— А! Ну с вами — это можно!
Пацан даже чуть улыбнулся.
— Это был сарказм, Женя, — отбрил его я. — Иди и покажи, кто главный…
— А как?
— Хо-осподи… Где вас таких берут в милицию?
— Я после армии, меня порекомендовали Петру Петровичу общие знакомые, и…
— Это был вопрос, на который не надо отвечать, Женя… Короче, идешь и объясняешь, что сотрудника милиции надо уважать и угрожать ему никак нельзя, и подкрепляешь слова аргументом.
— Каким аргументом? — опешил Женя.
— Вот этим, — я показал ему кулак.
Тот снова побледнел.
— В морду дать?
— На морде синяки будут. Ударишь сюда, сюда или сюда, — и я показал места на теле, по которым, бывало, прилетало мне в зэковской жизни.
Повернувшись на выход, я застал Баночкина с открытым ртом.
— Саныч, ты…
— Что? — резко переспросил я, показывая, что не жду ответа. — Пошли.
Уча молодого не совсем законным воспитательным методам, угрызений совести я не чувствовал. Таких гнид, как Чудинов, нужно ставить на место. Иначе жди беды…
Глава 16
— Уголовная розыска здеся?..
Дверь нашего кабинета распахнулась, и на
Колоритная внешность, конечно, и казалось, за ним сейчас войдет стадо оленей, но нет — он был один, а одет вовсе не в шкуры, а в обычные брюки. Рубашка в полоску и чуть стоптанные башмаки с каким-то непонятным бисером.
Если бы не интересный говор, то вполне себе сошел бы за городского жителя многонациональной Угледарской области.
— Здеся, здеся, — закивал Гужевой, вторя его акценту. — Чего хотели, гражданин? Заявление на кражу овец — в дежурной части писать надо. Это на первом этаже за стеклом… Если вы от колхоза к начальнику, то на второй этаж — там на двери табличка, найдете. А если на отметку к участковому, то шагай в пункт охраны общественного порядка, адрес щас напишу…
— На работа хочу, — ответил посетитель, не моргнув узким глазом.
— Чего? Ха… Ты? — удивился Ваня. — В милицию, что ли?.. Сколько лет? Армия есть? Образование какое? Права водительские имеются? Если шофером, то, может, и возьмут, это иди в кадры на втором этаже. Спросишь Марию Антиповну. У нее узнавай, когда Михалыч сподобится на пенсию уйти, вот тогда вакансия водилы освободится.
— Нет, ты не понять, — замотал головой посетитель — В розыска хочу работать…
— К нам? Ха-ха! Не, ну, Саныч, ты слыхал? — чуть не прыснул от смеха Ваня и покачнулся от этого на стуле, а потом, сдерживая смешок, постарался сделать серьезный вид и снова повернулся к гостю: — Слушай… у нас это, как его… Конкурс. Штука такая, когда не каждого возьмут. Вакансия, конечно, есть, но только формально — потому что к нам уже отличник милиции переводится. С опытом работы в угро. Так что, извини, оленевод, новичков не берем. Ты сначала баранку покрути, нюхни милицейской жизни, а потом, лет так эдак через пять, приходи, а лучше… не приходи. Сам понимаешь, работа у нас сложная, сложнее, чем русский язык даже.
Иван так вошел в роль матерого оперативника, что уже забыл, что сам совсем еще недавно с колхозных полей сюда пришел, но я его не останавливал. Так-то он прав.
— Отличника милиции — это я, — выдал гость и поставил брезентовый рюкзак на пол, будто только с охоты пришел и хотел расположиться в юрте.
— Ты?… Чего?… Да не п*зди! — уже не выдержал Ваня такого наглого вранья. — Идите, гражданин, на ху…тор бабочек ловить. Не мешайте работать.
— Погоди, Вань, — насторожился я. — Разобраться надо…
— Да что тут разбираться? — возмущался Гужевой. — Мы уголовный розыск. А не шарашка, чтобы к нам вот так хаживали всякие. С коня слез и пришел! Ха! Как там фамилия у нашего новенького, который к нам переводится?
— Салчак, — ответил я.
— Колчак, ты сказал? — уже не так громко, с робкой надеждой переспросил Иван.
Я вздохнул и проговорил еще раз, чуть ли не по слогам:
— Нет… Не белогвардеец совсем, а Салчак.
— А имя? — уже совсем взгрустнул Ваня. — Имя скажи…