Начальник милиции. Книга 5
Шрифт:
— Пока точно не могу сказать, но похоже на это… — задумался я.
— Так, может, вернете мне пистолетик, а?
Я решительно покачал головой.
— Не положено… И второй раз вас он не спасет. Если бандит вернется, он будет считать, что пистолет у вас заряжен, и, соответственно, с собой возьмет уже не нож, а что-то посерьезнее, и действия его будут другими.
— И что мне теперь делать? — окончательно растерявшись, подавленно пробормотал редактор.
— Я буду заниматься этой вашей проблемой лично… Я найду его.
—
— Уже не кинолог… Скажите, а вам не знакомо имя Сафрон Грицук?
— Нет, впервые слышу…
— А прозвище Святоша вам ничего не говорит?
Главред дернулся, будто я в него чем-то бросил, и вытаращился на меня:
— Точно! Вспомнил! Люди говорили, что когда Силантий пошел к концлагерь служить, его Святошей прозвали. Это я уже после войны слышал. Я тогда не придал значения, вдову искал, а сейчас вы сказали, и меня как током прошибло. Вспомнил. Святошей его называли. Но… как вы узнали? Он что-то уже натворил?
Я же в ответ на его вопросы произнёс только то, что и собирался:
— Вот что, Захар Елизарович, я вам советую уехать пока из города. Никому не говорить куда, но быть на связи со мной. А сейчас опишите мне внешность Силантия.
— Да обычная такая внешность. Знаете, про таких говорят — рожа рязанская. Нос картошкой, щеки, что блин, глаза хитрые, все обычного разлива, ничего приметного.
— Негусто, — жевал я губу. — Рост, вес, в чем был одет?
— Вспомнил! — хлопнул себя по лбу редактор. — На нём спецовка была серая. Ну, как у рабочих, только поприятнее выглядела, не такая мешковатая и затертая. Ткань форму держит даже после стирки.
— Серая и форму держит, — задумчиво пробормотал я. — Где-то я такие видел… Не могу вспомнить. Нет же у нас в Зарыбинске заводов и фабрик, где выдают спецодежду?
— Так на мясокомбинате же! — воскликнула Зина. — У меня брат там работает, и я видела их робу.
— Точно! — кивнул я. — Молодец, Зина.
Девчонка от похвалы чуть зарделась и проговорила:
— Если что, Александр Александрович, я тоже могу быть с вами на связи. Мало ли, какие вопросы возникнут у вас в ходе расследования, а Захара Елизаровича не будет. Я по его работе все знаю…
— Как это — не будет? — поправил круглые очочки редактор. — Куда же я денусь, милая?
— Вам прятаться надо… Александр Александрович правильно сказал.
— Никуда я не буду прятаться, Никогда Артищев не прятался, ни во время войны, ни после! — потряс в воздухе указательным пальцем редактор. — Сейчас он напоминал высокопоставленного большевика, выходца из интеллигенции, ставшего красным.
— Ладно… — проговорил я. — Вот как мы поступим. Я к вам в кабинет посажу стажера-журналиста. Он приехал из Сибири, там у них сложно с журналистикой в глухих местах. Будет перенимать опыт, так сказать, владения печатным словом. Ну и устный слог заодно подтянет.
— Зачем мне здесь стажер?
Вот, вроде, умный человек, очки носит, а так хочется в лоб его треснуть, чтобы не тупил.
Сообразительная Зина снова стала объяснять.
— Захар Елизарович! Так это же не настоящий стажер! Вы разве не поняли! В Сибири-то и газет нет, наверное, только медведи по улицам ходят, это же Александр Александрович вам своего сотрудника предлагает подсадить в кабинет, — девушка повернулась ко мне и спросила. — Ведь так?
— Все верно… Человек надежный, наблюдательный. Отличник милиции.
— А-а… — удовлетворенно потянул интеллигент. — Вы вон про что… Весьма умно. И мне будет спокойнее. Сотрудник же ваш с пистолетом будет?
— Его сила не в оружии… я же вам говорю, он сибиряк. Только одна просьба, ничего не берите у него из съестного. Если будет угощать — отказывайтесь.
— А что так? — удивился редактор. — Очень невкусно? Или они там вяленую медвежатину только едят?
— Сам не пробовал, говорят, вкусно, но… Не наш гастрономический сегмент, так сказать. Мы к такому не привычны и привыкнуть вряд ли сразу сможем.
— Ой, как интересно! А я бы попробовала! — чуть ли не захлопала в ладоши Зина. — А этот ваш сотрудник… Он молодой?
— Молодой.
— Симпатичный?
— Сибиряк.
— Ой, как интересно… Да ведь, Захар Елизарович?
Эдик подкатил к ГОВД на своей «шестерке» и вышел из машины. Заметив меня на крыльце, он широко улыбнулся и громко сказал:
— Привет, Начальник! Искал меня?
А потом помахал, мол, давай садись ко мне, в машине поговорим.
Я спустился с крыльца и подошел к оперской копейке, что стояла возле здания ГОВД в ряду хилого милицейского автопарка. Раскрыл дверь и кивнул Эдику:
— Прыгай сюда, прокатимся на моей.
— Ого, у тебя машина служебная! А бампер серебрянкой красил?
— А что, видно?
— Да не особо… Сверкает сильно. Тоже так хочу.
— Ну, могу дать контакт.
— Да не надо пока, не до этого, — нахмурился Эдик, садясь в машину.
Я завел двигатель, и мы тронулись.
— Что так? Почему нос повесил? В Угледарске точки накрыли? На спекуляции тебя поймали? БХСС за жабры взял?
— Хуже, — вздыхал Эдик. — Матушке на даче помогал. Задолбался, Саныч! Как же я задолбался! Я ей говорю, маман, на рынке все куплю, зачем горбатиться? А он а мне: «Нет, сынок, нельзя, чтобы земелька пустовала». Ф-ух! Как же я устал копаться в грядках и давить гусениц на капусте! Глянь, какие пальцы и ладони! Как у сталевара.
Он поморщился и выставил вперёд руку, показывая трудовые мозоли.
— Да ладно тебе, шесть соток всего стандартных обработать — для здоровья полезно.
— Восемнадцать… — обреченно выдохнул фарцовщик. — Целых восемнадцать долбанных соток. В рот галоши!