Начало бесконечности. Объяснения, которые меняют мир
Шрифт:
ГЕРМЕС кивает в знак признательности.
СОКРАТ: Я также понимаю, почему ты постоянно намекаешь мне, что человеку свойственно ошибаться. Раз уж ты упомянул, что некоторые нравственные истины логически следуют из эпистемологических соображений, мне теперь интересно, верно ли это для всех. Может ли быть так, что моральный императив, заключающийся в неразрушении средств исправления ошибок, – единственный такой императив? И что все
ГЕРМЕС молчит.
СОКРАТ: Как тебе будет угодно. Теперь, касательно Афин и того, что ты говорил об эпистемологии: если наши шансы на открытие новых знаний настолько высоки, почему ты подчеркивал ненадежность чувств?
ГЕРМЕС: Я поправлял твое описание поиска знаний как стремления «видеть дальше того, что увидеть просто».
СОКРАТ: Я говорил метафорически: «видеть» в смысле «понимать».
ГЕРМЕС: Да. Но тем не менее ты признал, что то, как ты думал, проще всего увидеть в буквальном смысле, на самом деле увидеть совсем непросто, ничего не зная об этом заранее. На самом деле ничто нельзя легко увидеть без предварительных знаний. Все знание в мире дается нелегко. Более того…
СОКРАТ: Более того, отсюда следует, что мы не получаем знания из того, что видим. Оно не попадает в нас через органы чувств.
ГЕРМЕС: Точно.
СОКРАТ: Однако ты говоришь, что объективное знание достижимо. А если оно не дается нам через чувства, то откуда оно берется?
ГЕРМЕС: А если я сказал бы тебе, что все знание происходит от способности убеждать.
СОКРАТ: Опять убеждение! Что ж, тогда я ответил бы, при всем моем уважении, что это не имеет смысла. Кто бы и в чем бы меня ни убеждал, сначала он должен открыть это для себя, так что в таком случае следует спросить, откуда взялось его знание…
ГЕРМЕС: Совершенно верно, если не…
СОКРАТ: И в любом случае, когда я что-то узнаю путем убеждения, это на самом деле приходит ко мне через чувства.
ГЕРМЕС: Нет, ты ошибаешься. Тебе это только кажется.
СОКРАТ: Как так?
ГЕРМЕС: Ты же сейчас от меня что-то узнаешь, да? И ты получаешь это знание через органы чувств?
СОКРАТ: Да, конечно. Или нет, не через чувства. Но это только потому, что ты, сверхъестественное существо, обходишь мои чувства и посылаешь мне знания во сне.
ГЕРМЕС: Разве?
СОКРАТ: Мне казалось, ты здесь не для того, чтобы испытывать на мне приемы ведения дискуссии! Ты что, отрицаешь свое собственное существование? Когда так поступают софисты, я обычно признаю их слова и перестаю с ними спорить.
ГЕРМЕС: Что вновь свидетельствует о твоей мудрости, Сократ. Но нет, я не отрицаю свое существование. Я только спросил, не все ли равно, реален я или нет. Повлияло бы это на твое мнение о чем-либо из того, что ты узнал об эпистемологии из нашего разговора?
СОКРАТ:
ГЕРМЕС: Наверно, нет? Да ты что, Сократ, ты же сам хвастался, что ты и твои сограждане всегда открыты убеждению.
СОКРАТ: Да, я понимаю тебя.
ГЕРМЕС: Хорошо, а если я лишь результат игры твоего воображения, то кто тогда убедил тебя?
СОКРАТ: Наверно, я сам, если только этот сон не происходит из какого-то другого источника – не от тебя, и не от меня…
ГЕРМЕС: Но разве ты не говорил, что открыт для убеждения кем бы то ни было? Не все ли равно, что сны приходят неизвестно откуда? Если они убедительны, то не должен ли ты считать своим долгом, как афинянин, принять их?
СОКРАТ: Похоже, что да. А что если сон исходил бы из злого источника?
ГЕРМЕС: Это тоже не вносит никакой принципиальной разницы. Допустим, источник хочет донести до тебя какой-то факт. Тогда, если ты подозреваешь, что источник злой, ты попытаешься понять, чего он добивается, рассказывая тебе сомнительный факт. Но потом, в зависимости от твоего объяснения, ты вполне можешь взять и все-таки поверить ему…
СОКРАТ: Понимаю. Если, например, враг объявит, что хочет убить меня, я вполне могу ему поверить при всей его недоброжелательности.
ГЕРМЕС: Да. А можешь и не поверить. А если твой самый близкий друг захочет тебе что-то сказать, ты точно так же можешь подумать, а не обманывает ли его кто-то третий, недоброжелатель, или не ошибается ли он по одной из бесчисленных причин. Таким образом, легко может случиться так, что ты поверишь не своему близкому другу, а злейшему врагу. Что важно, во всех этих случаях ты как-то объяснишь для себя в голове, эти факты, наблюдения и советы.
Но у нас все проще. Как я уже сказал, я не раскрываю фактов. Я только привожу аргументы.
СОКРАТ: Понимаю. Если аргумент сам по себе убедителен, то доверять источнику мне необязательно. Но любой источник будет бесполезен, если у меня нет также убедительного аргумента.
Постой-ка, меня только что осенило. Ты «не раскрываешь фактов». Но бог Аполлон-то их раскрывает, сотнями каждый день, через оракула. Ага, все ясно! Ты не Аполлон, ты другой бог.
ГЕРМЕС молчит.
СОКРАТ: Очевидно, ты бог знаний… но знаниями интересуются несколько богов. Даже сама Афина, но ты явно не она, я знаю.
ГЕРМЕС: Нет, не знаешь.
СОКРАТ: Отчего же. Твой внешний вид тут ни при чем. Такой вывод я могу сделать из того, как ты отзываешься об Афинах. Я думаю, ты – Гермес. Бог знаний, посланий, потока информации…
ГЕРМЕС: Что ж, неплохо. А почему ты считаешь, что Аполлон через оракула раскрывает факты?
СОКРАТ: А!
ГЕРМЕС: Мы договорились, что под «раскрывать» имеется в виду сообщать просителю что-то, чего он еще не знает…
СОКРАТ: Его ответы, что, все подряд шутки и проказы?