Начало бесконечности. Объяснения, которые меняют мир
Шрифт:
Но какого рода «совершенство» содержится в логическом противоречии? Логическое противоречие – это ведь бессмыслица. Все гораздо проще: если ваше понимание справедливости противоречит логике или рациональности, то оно несправедливо. Если ваше понимание рациональности противоречит математической теореме (или в нашем случае – нескольким теоремам), то саму рациональность вы понимаете иррационально. Упрямо придерживаясь логически невозможных ценностей, вы не только гарантировано потерпите неудачу в том узком смысле, что никогда не будет им соответствовать, но вы еще вынужденно отвергнете оптимизм («все зло – от недостатка знаний») и таким образом лишитесь средств достижения прогресса. Желание чего-то логически невозможного – знак, что есть лучшие объекты для желаний. Более того, если моя гипотеза, высказанная в главе 8, верна, невозможное желание в конечном счете и неинтересно.
Нужно
Давайте заново рассмотрим коллективное принятие решений в терминах критерия Поппера. Вместо того чтобы настойчиво интересоваться, какие из самоочевидных, но взаимно несовместимых критериев справедливости, представительности и так далее наиболее самоочевидны, чтобы их можно было отстаивать, мы оцениваем эти критерии наряду со всеми другими действующими или предлагаемыми политическими институтами, в соответствии с тем, насколько хорошо они способствуют отстранению плохих правителей и отказу от плохих политических курсов. Для этого они должны заключать в себе традиции мирного критического обсуждения правителей, курсов и самих политических институтов.
С этой точки зрения любая интерпретация демократического процесса просто как способа посоветоваться с людьми по поводу того, кто должен править и какую политику нужно реализовать, упускает из вида то, что происходит на самом деле. Роль выборов в рациональном обществе – не то же самое, что в более ранних обществах совет с оракулом или священником или подчинение указам короля. Суть демократического процесса принятия решений – не в выборе, сделанном системой на выборах, а в идеях, порожденных между выборами. А выборы – это всего лишь один из институтов, функция которых – сделать так, чтобы такие идеи могли создаваться, проверяться, модифицироваться и отвергаться. Избиратели – это не кладезь мудрости, из которого можно эмпирически «выводить» правильный политический курс. Они пытаются, пусть и с ошибками, объяснить мир и тем самым его усовершенствовать. В одиночку и коллективно они ищут истину – или должны ее искать, если они рациональны. И объективная истина существует. Проблемы можно решить. Общество – это не игра с нулевой суммой: цивилизация Просвещения дошла до своего теперешнего состояния не за счет того, что с умом распределяла богатства, голоса или что-то еще, что не могли поделить, когда она зарождалась. Она достигла всего этого путем создания ex nihilo [94] . В частности, на выборах избиратели не занимаются синтезом решения сверхчеловеческого существа – «общества». Они выбирают, какие эксперименты предпринять далее и (главным образом) от каких отказаться, потому что больше нет разумного объяснения, почему они наилучшие. Политики и их курсы и есть эти эксперименты.
94
Из ничего (лат.). – Прим. перев.
Если кто-то использует теоремы о невозможности, такие как теорема Эрроу, для моделирования реального процесса принятия решений, ему придется считать (достаточно нереалистично), что никто в группе из лиц, принимающих решения, не способен убедить остальных изменить свои предпочтения или создать новые, по которым будет проще прийти к согласию. Реалистичным же является случай, когда и предпочтения, и варианты в конце процесса принятия решения необязательно должны быть теми же самыми, что и в начале.
Итак, почему бы просто не… исправить теорию социального выбора, включив в ее математическую модель принятия решений творческие процессы, такие как объяснение и убеждение? Потому что никто не знает, как смоделировать творческий процесс. Такая модель и сама была бы творческим процессом – искусственным
Условия «справедливости», как их понимают при обсуждении различных проблем, связанных с социальным выбором, – это заблуждения, аналогичные эмпиризму: все они касаются того, что поступает на вход процесса принятия решений, – кто в нем участвует и как их мнения объединяются и формируют «предпочтение группы». Рациональный же анализ должен упираться в то, как правила и институты способствуют избавлению от плохих политических курсов и правителей и созданию новых вариантов.
Иногда такой анализ поддерживает одно из традиционных требований, по крайней мере частично. Например, действительно важно, чтобы никто из членов группы не имел привилегий в плане представительства и не был его лишен. Но это делается не ради того, чтобы все они могли внести свой вклад в решение, а потому, что такая дискриминация закрепляет в системе предубеждение против возможной критики. Не имеет смысла включать в новое решение предпочитаемые каждым политические курсы или их части; для прогресса необходимо исключать идеи, которые не выдерживают критики, предотвращать их закрепление и поддерживать создание новых идей.
Принцип пропорционального представительства часто защищают на том основании, что он ведет к коалиционным правительствам и компромиссным курсам. Но у компромиссов – смеси курсов участвующих сторон – незаслуженно высокая репутация. Безусловно, они лучше, что прямое насилие, но, вообще говоря, как я уже объяснял, это плохая политика. Если курс не представляет собой чью-то идею о том, что должно работать, то почему же он будет работать? Но это еще не самое плохое. Ключевой недостаток компромиссной политики – в том, что, когда такой курс реализуют, а он проваливается, никто не извлекает никаких уроков, потому что никто никогда с ним не соглашался. Таким образом, компромиссные политические курсы не позволяют критиковать и отбрасывать основополагающие объяснения, которые действительно кажутся разумными, по крайней мере некоторым фракциям.
В большинстве стран британской политической традиции система, используемая для выбора членов законодательного органа, заключается в том, что в нем каждый район (или избирательный округ) страны получает одно место, которое достается кандидату, набравшему наибольшее число голосов в соответствующем районе. Это так называемая мажоритарная избирательная система («мажоритарность» и означает «наибольшее число голосов»). Занявший второе место ничего не получает, нет и второго тура голосования (альтернативные подходы встречаются в других избирательных системах для повышения пропорциональности исходов). Мажоритарное голосование обычно приводит к тому, что две самые крупные партии получают «избыточное представительство» по сравнению с пропорцией полученных ими голосов. Более того, никто не гарантирует, что удастся избежать парадокса населения, может даже оказаться так, что у власти окажется не та партия, которая получила в сумме намного больше голосов.
Все это часто приводится в качестве аргументов против мажоритарного голосования и в пользу более пропорциональной системы – либо чисто пропорционального распределения, либо других схем, таких как система передаваемых голосов [95] , или системы с выбыванием [96] , которые обеспечивают более пропорциональное представительство избирателей в законодательном органе. Однако по критерию Поппера все это несущественно по сравнению с более высокой эффективностью мажоритарного голосования в том, что касается избавления от плохих правительств и политических курсов.
95
Система передаваемых голосов была предложена в XIX веке. Избиратель в бюллетене должен перечислить кандидатов в порядке убывания их предпочтительности. Если выясняется, что самый предпочтительный кандидат не проходит, голос избирателя передается следующему по предпочтительности. Такая система используется на выборах в Австралии, Ирландии и на Мальте. – Прим. ред.
96
Примером системы с выбыванием служат выборы в два тура, проводимые в России. В первом туре выбывают все кандидаты, кроме двоих, набравших наибольшее число голосов. Во втором избиратели выбирают между двумя оставшимися. – Прим. ред.