Начало нас

Джеймс Лайла

Черти на моих плечах молчат. Но голоса вокруг меня… все слишком громко.

Помогите…

Мой желудок бунтует, и нарастает тошнота.

Мое учащенное сердцебиение сопровождается холодным потом, и мое тело начинает дрожать. Задыхаясь, я слабо кричу, но думаю, что меня никто не слышит.

— Папочка…

Я издала сдавленный всхлип.

— Помоги мне, пожалуйста.

Мой полный желудок снова урчит, и я борюсь с желанием заткнуться. Слезы

текут по моим щекам, и у меня перехватывает горло. Комок становится все тяжелее и тяжелее. Отвратительное чувство тошноты охватывает меня, впиваясь в мою плоть, как отравленная болезнь.

Нет, мне следовало избавиться от всего, что я ела раньше. Если я этого не сделаю… я стану толстой и уродливой. Люди это увидят. Они увидят, как у меня раздувается живот. Они увидят складки на моих бедрах. Они увидят… все, что я пытаюсь скрыть.

Я больше не буду красивой.

Нет…

Мне нужно быть красивой. Я дочь моей матери.

Я сильная. Я дочь моего отца.

Это моя ценность.

Мне нужно…

О Боже, я не могу.

Я не могу… сделать это.

Голос Джаспера, насмешки Дженни — насмешки и все остальное заполняют мою голову. Мои уши эхом отражаются от них, настолько громко, что это почти оглушительно.

Мир вращается.

Стук. Стук. Стук.

Отец хватает меня за руку и трясет.

Время замедляется.

— Райли! Райли, возьми себя в руки!

Сквозь размытие лиц я вижу, как моя мать смотрит на меня. Выражение ее лица шокировано, встревожено и смущено.

Уравновешенная и уверенная в себе. Спокойная, хладнокровная и собранная — я не из таких.

Это последняя мысль в моей голове, прежде чем у меня начинаются такие ужасные спазмы в животе, что я горблюсь. С моих губ срывается болезненный звук, а затем меня начинает рвать на блестящие туфли отца.

Как только проклятие сломается, оно не остановится.

Я не могу остановиться.

Я рыдаю. Моя мать визжит от позора. Я слышу, как мой отец ругается.

Розовое стекло, окружавшее меня с детства, разбивается. Внутри я просто сломленная, отвратительная девчонка. Я больше не могу прятаться за иллюзией, которая была Райли Джонсон.

Все видят катастрофическую правду.

Они видят меня.

Уродливую и разрушенную. Полностью опустошенную.

Мои колени слабеют, и я падаю на землю, прежде чем мои глаза закатываются, и мир становится черным.

Полная, абсолютная тьма окружает меня, увлекая в пропасть, которая уже давно зовет меня, но я так упорно с ней боролась.

Я проиграла битву.

Я погибла на войне, мое тело превратилось в ничто.

А потом…

Тишина.

В следующий раз, когда я просыпаюсь, я слышу голоса вокруг себя. Знакомые. Мои отец и мать спорят. Я держу глаза закрытыми, едва скрывая вздрагивание, поскольку голова болезненно пульсирует. Такое ощущение,

будто меня сбил грузовик.

Воспоминания о сегодняшней ночи нападают на меня со всех сторон.

От меня до сих пор пахнет рвотой, а во рту горький привкус.

— Как ты не знала об этом? — Мой отец задает вопросы, его тон наполнен обвинениями.

— Ты тоже не знал! О Боже, я уже вижу тему завтрашних таблоидов. Это будет во всех социальных сетях. Ты не сможешь остановить это или держать это в тайне, тише.

Мой отец рычит, а затем я слышу, как разбивается стекло.

— Публичное унижение, с которым мне пришлось столкнуться из-за этой глупой девчонки.

— Что мы собираемся делать сейчас? – бормочет моя мать. Я чувствую, как она ходит взад и вперед, и почти представляю, как она в напряжении заламывает руки.

— Я не хочу, чтобы она была рядом с нами. Ей нужно уйти. Она больна!

Он хочет, чтобы я ушла? Что это значит?

Страх заставляет меня сесть, и меня охватывает головокружение. Мой отец замечает, что я проснулась, и его глаза… ох, его глаза темные и мертвенно-бледные.

Я облизываю пересохшие губы.

— Мне очень жаль. — Мой голос почти шепот, но они его слышат.

Они это слышат, но им все равно.

Мое сердце колотится в груди, когда я снова пытаюсь заговорить. Мое тело слабое, сломленное травмирующими событиями сегодняшнего вечера, но я держу позвоночник прямо.

— Я могу получить помощь. Есть терапевт, которого я исследовала...

— Собирай чемоданы, — грубо говорит отец, перебивая меня, — ты уезжаешь сегодня вечером.

Мои легкие болезненно сжимаются.

— Ч-что ты имеешь в виду? — Я беспомощно заикаюсь. — Я не понимаю.

— Я отправляю тебя в реабилитационный центр, который я знаю.

Реабилитация?

Мои глаза расширяются, и я вскакиваю на ноги.

— Подожди, а что насчет школы? Я не могу просто уйти.

Я знаю, что мне нужна помощь…

Я всегда это знала, но каким-то образом решила промолчать, сознательно решила остаться слепой. Потому что так было проще. Лучше.

Это была иллюзия, которую я создала вокруг себя.

Мой отец подходит ко мне и поднимает руку. Он хватает меня за лицо, его пальцы впиваются в мою плоть.

— Ты понимаешь, что ты сделала сегодня вечером? Ты понимаешь, какой беспорядок ты оставила после себя, чтобы мне пришлось его убирать? Ты действительно думаешь, что я позволю тебе остаться здесь после того отвратительного хаоса, который ты устроила сегодня вечером?

— Это не моя вина, — кричу я срываясь. — Джа-Джаспер, он пытался…

Отец так сильно бьет меня слева, что у меня кружится голова, и я задыхаюсь, дыхание застревает в горле.