Начало нас

Джеймс Лайла

План состоял в том, чтобы полностью скрыть происшествие от отца. Его не было в стране две недели, и мы думали, что нам хватит времени, чтобы быть в форме. И мы придумывали неубедительное оправдание сломанной ноге Коула и гипсу.

Но когда травмы Коула оказались более серьезными, чем ожидалось… и из-за его хромоты, нам пришлось быстро придумать историю, скрывая при этом правду. Сиенна — вдохновитель нашей лжи. Она сказала, что защитит нас — оставит все в своих руках, даже справиться с моим отцом и его гневом.

Итак,

мы с Коулом согласились с той ложью, которую она рассказала нашему отцу.

Я вел машину. Мы врезались в дерево, потому что я по глупости превысил скорость.

Я стал причиной аварии, в результате которой Коул сломал ногу.

Я причина, по которой жизнь Коула разрушена.

Наш отец не знает о Джози. Или как она умерла. Он не знает о другой машине, о другой жертве.

Которая оказалась дочерью мэра. Он не знает, что это наша машина убила ее. Никто не знает — кроме меня, Коула и Сиенны.

Это истина, которую мы унесем в могилу.

Мой брат-близнец устало потирает лицо.

— Почему мы вообще лжем?

— Потому что, если правда выйдет наружу, наша репутация будет испорчена.

— Мы уже испорчены. — Он невесело смеется. — Посмотри на нас, Колтон!

— И если папа узнает правду, он, вероятно, убьет нас в гневе.

Коул замолчал на мои слова. Только он и я знаем, на что действительно способен наш отец.

Он убийца.

Он убил нашу мать.

Яростно столкнул ее с лестницы, а затем плакал над ее трупом, как будто он не убил ее сам. Мы с Коулом видели. Мы услышали это, когда у нее сломалась шея.

Я до сих пор помню тот день, как будто это было вчера. Я до сих пор слышу их споры, отдающиеся эхом в моих ушах, ее крики на моего отца за то, что он «бессердечный ублюдок», и он называет ее «изменной шлюхой».

И я до сих пор слышу его фальшивый плач, когда ворвались полицейские. Как он манипулировал ими и как они поверили его лжи, когда он сказал им, что она соскользнула с лестницы.

В тот день он шипел нам в лицо, практически сплевывая от ярости, когда велел нам молчать и ничего не говорить полицейским, иначе мы закончим так же, как наша мать.

Итак, перепуганные восьмилетние Коул и Колтон подчинились.

Много раз мне хотелось сказать правду. Я помню добрые глаза офицера, когда он задавал мне вопросы, и мне хотелось ему ответить. Слова были прямо у меня на кончике языка… но я просто не мог.

Я держал рот на замке и позволил отцу сойти с рук за его ложь.

И при этом Коул и я стали его невольными жертвами.

Он бессердечный ублюдок, как его называла наша мать.

Но она заплатила высшую цену и оставила нас позади. В логове дьявола. Чтобы он мог использовать нас в качестве пешек. Мы были выходом для его ненависти и разочарования.

Мы с Коулом просто марионетки для нашего отца.

—

Ты помнишь, что он сделал с мамой, — напоминаю я брату. — Мы знаем, на что он способен.

Коул запускает пальцы в лохматые волосы.

— Иногда я задаюсь вопросом, не было бы лучше, если бы мы умерли. Если бы мы умерли вместе с мамой. Возможно, смерть была бы для нас лучшим концом.

Я вскакиваю и хватаю брата за плечи, тряся его.

— Никогда больше не смей говорить это! — говорю я, захлебываясь словами. — Ты нужен мне живым, Коул. Мы выживаем, вот что мы делаем.

— Но я не могу смотреть, как ты терпишь избиение за меня. Я не буду. Я не могу.

— Ты уже делал это для меня раньше. Много раз. — Я пытаюсь улыбнуться так, чтобы успокоить брата. Но я не могу даже притвориться ради него. Моя улыбка дрожит, и он это видит. — Когда я ускользал, и ты взял на себя падение вместо меня. Ты всегда защищал меня от гнева нашего отца, потому что знал, что он отнесется к тебе проще, чем ко мне.

Он качает головой.

— Нет, это не то же самое. Раньше он не был таким жестоким.

— Коул, — говорю я, все еще держа руку на его плече. Он поднимает на меня глаза, и я словно смотрю в зеркало. Он отражение меня самого. — Ты всегда играл роль хорошего брата. Но не забывай, я старше тебя на четыре минуты. На этот раз позволь мне заняться защитой. Позволь мне быть старшим братом, который тебе нужен. Я получил это, и я получил тебя.

Коул молчит долгую минуту, прежде чем неохотно кивает. Он закусывает губу, а затем указывает на мою израненную, израненную спину.

— Больно?

— Нет.

Он тихо смеется.

— Лжец.

Я улыбаюсь, прежде чем признать правду.

— Это чертовски больно.

Но мы выживаем — потому что это то, что мы делаем.

Мы всегда будем выживать.

Я до сих пор слышу крики Коула и Джози, эхом отдающиеся в моих ушах. Черт, я не думаю, что когда-нибудь забуду те ужасные и тревожные крики, когда в нас въехала машина. Или, может быть, мы въехали в другую машину.

Я моргаю, заставляя себя дышать. Мои легкие сжимаются с такой силой, что я боюсь, что они сомкнутся, и мое зрение затуманивается.

Мне хотелось бы притвориться, что все это просто кошмар, но боль в затылке жестоко напоминает мне, что это реально. Моя голова кажется вот-вот взорвется, боль настойчивая и жестокая. Но я знаю, что это ничто по сравнению с тем, через что проходит Коул.

Я слышал разговор врачей.

Сильно сломана рука, сломаны три ребра и, возможно, сломан череп.