Начало одной жизни
Шрифт:
"Басурман, басурман!" - каким-то страшным голосом кричит сверху тетя Дуняша.
Я открываю глаза, а кругом уже тьма, хоть глаза выколи, ничего не видно.
– Басурман, ты спишь, что ли?
– кричит дядя Гордей.
– Будет дрыхать, чай, ты не медведь. Вон уже город видать.
– Где?
Я посмотрел и увидел вдали много огней.
В ГОРОДЕ
В тот час, когда обычно бабушка нам таинственно сообщала, что возле нашего дома уже ходит бездомница-дрема, и нас, малышей, торопливо укладывала спать, санки дяди Гордея, выскочив из узких желобов-переулков, покатились по широкой, залитой электрическим
– Это город, - сказал дядя Гордей.
– Вот он какой ди-и-ивный!
Я с изумлением глядел во все стороны и не знал, на чем остановить свой взор. Вдруг мое внимание приковала высокая дощатая вышка с грибообразной крышей, упирающейся в самое небо. Под этой крышей, поглядывая вниз, медленно расхаживал человек, словно раздумывая, прыгать ли вниз, или еще подождать. Я так засмотрелся на этого человека, что у меня с головы свалилась шапка.
– Ты что голову-то задрал?
– приостанавливая коня, сказал дядя Гордей.
– Чай, каланча не свечка божья, али, кроме нее, интересного тебе мало?
И правда, кругом было столько интересного, только успевай глядеть да удивляться. Мимо нас величаво плыли высокие серые дома, похожие на сказочные дворцы.
Проносились с точеными и расписными спинками легонькие саночки; фыркая, пролетали с губастыми колесами машины, оставляя на снегу замысловатые узоры. А по узким дорожкам, притиснутым к домам-великанам, как в базарный день по нашему большаку, бесконечным потоком шли люди, странные, не похожие на наших мордовских мирян. И чем дальше мы углублялись в город, тем было их больше и больше. "Откуда они берутся?" думал я. Словно где-то недалеко находился людской муравейник и вот из него нескончаемой вереницей текли и текли люди.
Я очень был удивлен, когда увидел без стеснения расхаживающих под руку девок с парнями. Таким девкам в деревне обязательно бы всыпали, а здесь они ходили без боязни, и на них никто не обращал внимания.
– Дядя Гордей, посмотри-ка на девок-то, - закричал я, - и не боятся, что за бесстыдство у них выдерут косы.
– Ты лучше присмотрись, какую одежду здесь носят, - сказал дядя Гордей.
И правда, одеты все были по-чудному, не по-нашему.
Мужики шли в узких, сшитых в дудочку пальто, каких у нас не надевали даже для смехотворства в святочные вечера, а женщины носили до того коротенькие юбки, что они даже не прикрывали колен. Но еще больше я был удивлен, когда заметил, что многие из них были подстрижены под горшок. Я знал, что в нашей деревне косы отрезали только колдуньям и блудням. Если какая-нибудь баба лишалась косы, то ее больше не считали бабой, а здесь...
– Дядя Гордей, за что им отрезали косы?
– спросил я.
– Кто им отрезал? Сами себе оттяпали.
– Сами себе? А на что им понадобилось отрезать-то?
– Ох, и глуп ты, басурман! Я в твоих годах не только знал, о чем думают люди, но знал, какие они сны видят. Почему у бабы ум короткий, знаешь? Потому что волос длинный. Стало быть, поэтому и отрезали.
– Чтобы ум прибавился?
– Конечно, - с хитренькой улыбкой сказал дядя Гордей.
– Дядя Гордей, а если бы совсем наголо остриглись эти бабы, то они еще стали бы умней?
Но дядя Гордей не слушал, он, тяжело вздыхая, смотрел на острый серп луны и мычащим голосом говорил:
– О господи! Серебряное создание, пусть
А я размышлял: как вырасту большим, обязательно буду ходить стриженым или лысым сделаюсь. Вон у дьякона Онисима, говорят, лысина больше головы, поэтому, наверное, он так мудро лопочет, что его никак не поймешь.
– Стой же, окаянный!
– кричал дядя на своего коня.
– Куда прешься на тротуар? Ишь, непривычен еще к машинам, ить как прядает ушами.
Я никак не мог дождаться, пока мы доедем до комиссарского заведения. Вот уже мы проехали красивые улицы, снова запетляли по каким-то узким, глухим переулкам, а комиссарского заведения все не было.
– Дядя Гордей, скоро доедем мы до места?
– спрашивал я.
– Теперь уж скоро, - отвечал он.
Чтобы не заснуть, я стал представлять дом комиссарского заведения.
Он должен быть высоким-превысоким, как та дощатая вышка, которую я видел при въезде в город, и у входа обязательно должно, как в нашем совете, висеть кумачовое полотнище с большими белыми буквами. Наверное, как только подъедем, нам навстречу сразу выбегут в шишатых шапках солдаты и тут же на меня наденут со скрипучими ремнями острую саблю и поведут к самому главному комиссару, а тот научит меня ходить: раз, два, три, и тут же отправит домой. Наверное, домой поеду не на дяди Гордеевых санках, а на лакированных, на каких ездят комиссары. Жалко, что вот саблю носят не так, как ружье. "Если по деревне поеду, кто ее увидит? Лучше я у главного комиссара попрошу самое большое ружье, - думал я, - пусть все видят, кем я из города вернулся!"
Но дядя Гордей завернул лошадь в сторону небольшого деревянного домика, заехал в какой-то темный двор, который не имел даже ворот, и сказал:
– Слезай, басурман, приехали.
Во дворе было несколько домиков. Они мне напомнили соседний с нашим селом небольшой хуторок Сиротное.
"Значит, правду мужики говорили, что в городе помещается сто деревень, - подумал я, - но, однако, зачем мы заехали сюда?"
– Дядя Гордей, разве здесь комиссарское заведение?
Дядя Гордей, не сказав ни слова, слез с саней, подошел к одному из домиков, выходящему окнами на улицу, и энергично застучал по двери.
– Кого еще там принесло?
– послышался сердитый женский голос.
– Открывай, матушка Домна Семеновна, это я, Гордейка с Мокшанки, к тебе прилетел, молодца на своих крыльях принес.
В дверях показалась полная женщина. Она молча провела нас через темный коридор в избу и сонным голосом по-эрзянски спросила:
– Этого, что ли, привез?
– Этого, Домна Семеновна, этого, - медовым голосом ответил дядя Гордей.
– Баловник, чай?
– Что ты, матушка, у них и в роду не было,баловников, а этот тише воды, ниже травы!
– То-то ж, а то я ведь строгая.
Она впилась в меня черными глазами и спросила:
– Как тебя звать-то?
– Ваняткой, - смущенно ответил я.
Глядя на ее широкое красное лицо с маленьким носом, торчавшим кукишем между разбухших щек, я думал: "Что это за женщина, почему перед ней так лебезит дядя Гордей, зачем меня к ней привезли?" Но гадать мне пришлось недолго, потому что вслед за моим именем она тут же спросила:
– Детей нянчить умеешь?
– А как же, матушка, как же, - за меня ответил дядя Гордей.