Начало одной жизни
Шрифт:
– Чудак ты человек! Я спрашиваю губернию.
– А что такое губерния?
– удивился я.
– Я тоже не знаю, но в письмах завсегда так пишут.
– А зачем писать губернию?
– сказал я.
– Наше село и так хорошо все знают. Маленького спроси, и тот укажет. Наш дом стоит на самом пригорке, его со стороны речки как на ладони видать, а Евсейка его с закрытыми глазами найдет.
Мы судили и рядили, как нужно написать, и не заметили, как в избе появилась моя хозяйка. Видимо, она давно стояла и слушала
– Так у кого это нос будто кукиш?
– неожиданно для нас спросила она.
Мы с Оленкой остолбенели.
А хозяйка понесла:
– Ах вы такие-сякие, немазаные, кривые, порядочную женщину вздумали хулить. Убью вас обоих, чтоб и духу вашего не было!
Убить-то, конечно, не убила, но сделала так, что я целую неделю не мог без боли надевать штаны. А Оленке она навсегда заказала дорогу к дому. О письме уж и не стоит говорить.
Когда она била меня, помнится, я кричал:
– Уйду в деревню, не буду нянчить твоего ребенка!
– Никуда не уйдешь, - стегая меня веревкой, говорила хозяйка, - будешь нянчить. Десятерых принесу, и всех будешь нянчить.
Я и так на тетю Домну был зол, теперь стал еще злее и, что бы она ни говорила, старался делать все наоборот.
Я так озверел, что мне стали не страшны ее угрозы.
Я каждый вечер выходил на улицу и спрашивал проезжих, не в Чумаево ли они едут.
"Если кто-нибудь попадется с нашенской стороны, - думал я, - то сейчас же уеду с ним в деревню".
Но, сколько я ни спрашивал, все мне отвечали "нет".
Я СООБЩИЛ БАБУШКЕ О СВОЕЙ ЖИЗНИ
Летом, когда я немного научился говорить по-русски, я познакомился с нашим соседом, дедушкой Прохором.
Он сидел в конторском коридоре рядом с черной доской, на которой были навешаны дверные ключи. Я стал приходить к нему на службу. Увидев меня, дедушка первым долгом потреплет мои волосы, потом завернет козью ножку и начнет рассказывать какую-нибудь бывальщину о себе. Жизнь дедушки Прохора, если верить его словам, - сплошные приключения.
Однажды, придя к нему, я заметил на столе желтый ящичек с блестящими рожками, на которых лежала черная трубка с длинным шнуром. И вдруг в этом ящичке что-то зазвонило. Дедушка Прохор взял трубку. Одну сторону он приложил к уху, а другую ко рту и стал сыпать слова.
"Не рехнулся ли дедушка?" - подумал я.
Когда он окончил разговор, я спросил его:
– Дедушка, что ты сейчас делал?
– А ты что, не слышал, что ли? Разговаривал.
– С кем же через эту дудку можно разговаривать?
– Хе!
– усмехнулся дедушка.
– Через эту трубку и ящик с кем угодно можно разговаривать.
– А с бабушкой можно?
– Да хоть и с дедушкой.
– Дедушка Прохор, дозволь мне поговорить, - попросил я.
– Нельзя, нельзя, Ванятка, начальство заругает, - сказал он и отодвинул
А мне так хотелось поговорить! А как поговоришь, ежели дедушка Прохор не разрешает...
Но вот посидел дед на своем ободранном пружинном стуле, да и направился к дверям. Только не к наружным, а к тем, за которыми сидят разные начальники с тонкими и толстыми книгами.
– Ты смотри ничего не трогай на столе, - предупредил он меня.
– Не, дедуся, я ничего не трону.
Только дедушка Прохор за собой прикрыл дверь, я бросился к ящику, но не успел взяться за трубку, как тотчас же за своей спиной услышал предупреждение какого-то мужчины:
– Мальчик, нельзя телефон трогать!
Но к чудесному ящику меня тянуло, как магнитом.
Однажды, придя в контору и дождавшись, когда дедушка Прохор по каким-то делам покинул свое место, я вытащил из кармана ножик и отрезал шнур, которым ящичек был привязан к стене. Когда отрезал, меня чем-то стукнуло, я очень испугался, схватил ящичек и побежал в свой двор. Забежав в козий сарайчик, я поставил ящичек на кормушку, повертел ручку, как делал дедушка Прохор, потом взял трубку и стал говорить:
– Бабушка, бабушка, возьми меня отсюда, хозяйка совсем забила меня, не дает никакой жизни, а от крика ее ребенка хоть лезь на стену. И еще меня совсем заели вши, я сказал хозяйке об этом, а она говорит - это хорошо, вши заводятся к деньгам. Ей-то, конечно, хорошо. Она с базара деньги целыми пачками таскает, а мне так нет никакого терпения.
О пропаже телефона тут же хватились и стали, конечно, искать меня, а когда нашли и отлупцевали, то мне уж телефон был не нужен: я бабушке высказал все, что хотел.
Наутро настроение у меня было хорошее: я был уверен, что сегодня за мной должны приехать из Чумаева.
После того как часы пробили восемь раз, по нашей двери кто-то забарабанил. У меня от радости забилось сердце.
"Наконец-то приехали!" - подумал я и бросился открывать дверь. В комнату вошла Манька, компаньонка тети Домны по торговым делам.
– Лупастая дома?
– спросила она.
– Дома.
– У тебя на плечах голова есть или нет?
– прямо с ходу накинулась она на мою хозяйку.
– Мало того, что ты себя посадила в калошу, и нас потянула туда же!
– Что такое, что такое?
– затараторила тетя Домна.
– Не знаешь, что такое? Так я тебе скажу. Куда девала наши общие деньги?
– Как - куда? Израсходовала на требуху.
– Ах, израсходовала! Вот теперь продай-ка свою требуху.
– Что ж такого, и продам.
– Покупатели и не смотрят на наш товар.
В избу влетела еще одна компаньонка с мужем.
– Крах! Крах пришел нам, бабыньки. В казенные магазины навезли столько мяса, что не сбыть нам теперь требуху!
– завопила она с порога.