Начало
Шрифт:
Он уже позабыл о ссоре и думал о Бет и о своем малыше, как вдруг услышал крики. Джесс повернулся, все еще не успев выпрямиться и продолжая застегивать наколенник. Он увидел, что Кит выхватил горящую ветку из костра и нес ее через прогалину. Ветка горела ярким пламенем и сильно дымила. Джесс немного замешкался. Горящая ветка ударила его по шее сзади. И он не сразу смог отклониться от нее. Запахло паленым, работники окружили их, стоя на безопасном расстоянии, потому что Кит продолжал размахивать своим факелом. Но старик Тьюк не испугался, вне себя от ярости, он вырвал ветвь из рук Кита и бросил ее в костер.
– Ты
– Уволен? – повторил Кит. – Вы не имеете права. Вы должны были предупредить меня заранее и всякое такое… Со мной такие штучки не пройдут! Вы не имеете права!
– Если ты не уберешься отсюда, я пошлю за полицией и ты, парень, будешь свои права доказывать в тюрьме.
– А мои деньги? Вы мне должны за три дня работы?!
– Убирайся! – повторил старик. – И не вздумай больше показываться в Коббсе!
Джесс стоял на коленях на земле и испытывал жуткую боль. У него кружилась голова и сильно мутило. Как сквозь туман он увидел, что Кит собирает свои инструменты, чтобы уйти.
– Джесс? – сказал старик Тьюк, стоя над ним. – Ты меня слышишь, Джесс? Тимми сейчас положит тебе на ожог листья подорожника. Потом мы поедем домой. Ты меня слышишь?
– Да, – сказал Джесс. – Я все слышу!
Он почувствовал пальцы Тимми у себя на шее. Они были похожи на раскаленные клещи. Он весь напрягся, когда с обожженной шеи сдирали воротничок рубашки, который прикипел к телу. Он вдохнул в себя воздух сквозь сжатые зубы и упал без чувств.
Они привезли его без сознания в Коббс. Там Гуди привела его в чувство и дала выпить слабый чай. Она очистила рану водой и мылом, наложила чистую повязку и все забинтовала. Затем уложила его в постель внизу и задернула занавески, чтобы в комнате царил полумрак. Лишь спустя некоторое время она разрешила ему подняться наверх к Бет.
– Как тебе нравится мой новый наряд? – спросил Джесс, входа в комнату Бет весь перебинтованный и с неподвижной шеей. Он подошел поближе к постели.
– Тебе следовало соображать и не поворачиваться спиной к Киту Меддоксу.
– Твой дед выгнал его, что с ним теперь станет?
– Вот уж нашел о ком беспокоиться, – гневно ответствовала Бет.
В последующие дни работники то и дело возвращались к случившемуся.
Лини, пильщик, который жил недалеко от Коллоу-Форда, каждое утро сообщал им новые подробности о поведении Кита.
– Он не заплатил ренту за помещение, и когда старый Тригг пришел за деньгами, Кит гнал его до самого моста, а потом сбросил в ручей.
– У Кита нет работы, – говорил Берт Минчин. – Он каждый вечер играет на гармонике в пивной, а потом пускает шапку по кругу. Но ему подают слишком мало, все очень злы на него.
– Я слышал, что его жена стоит его самого, – добавил Сэм Ловаж. – Ну, я называю ее женой только ради приличия, просто не хочу произносить другие слова. Но она такая же злобная, как мне рассказывали, и у них каждый день происходят ужасные ссоры и скандалы.
Кейт, слыша эти россказни, качала головой и приговаривала: хорошо, что старушка Меддокс не дожила до этих дней и не видит, что выделывает Кит. Гуди, которая оставалась в Коббсе, чтобы лечить Джесса и ухаживать за Бет и
– Я думаю о малыше Кита. Какая у него страшная жизнь, если сравнить с нашим Уильямом Уолтером.
Через неделю Джесс начал возить кору дуба из леса на кожевенный заводик в Чепсуорт-Бридж. В первый день он сделал три ездки и возвращался домой через Хантлип, когда услышал шум в Коллоу-Форд. Он соскочил с повозки и поспешил вниз вдоль Уайти-Лейн. Мимо него в темноте пробежали несколько мальчишек. Они вертели деревянные хлопушки и стучали банками, полными камней.
Возле домика Кита собралась толпа человек в двадцать-тридцать. Они стучали в дверь и в окна, закрытые ставнями, гремели кастрюлями и крышками от кастрюль. Они требовали, чтобы к ним вышел Кит. Некоторые принесли с собой на шестах фонари. При их свете Джесс увидел Эмери Престона, хозяина «Розы и короны».
Джесс начал расспрашивать Уилла Пентленда, который стоял в дверях своей кузницы. Пентленд с одобрением смотрел на бушующий народ.
– Что он сделал? – повторил Уилл. – Чего он только не делал! Пришел в «Розу и корону» и ударил старую миссис Престон о стенку, потому что она не отпустила ему выпивку в кредит. Вот что он сделал. Бедной старухе почти восемьдесят три года! Если бы мне представилась такая возможность, я бы прибил его. Но Эмери сам должен сделать это. Он ему покажет!
Кто-то притащил обрубок бревна и дал его Эмери. Он приказал толпе отойти назад и начал выбивать дверь. После первого удара все затихли и смотрели, как действует Эмери. Вторым ударом он пробил дверь, и бревно застряло в дырке. Когда Эмери попытался вытащить его, верхнее окошко резко отворилось, и Кит выглянул из него.
– Я не выйду наружу! А вы не войдете внутрь! Я об этом позабочусь!
Он вернулся в комнату, но сразу же снова высунулся из окошка. Кит держал над головами собравшихся своего годовалого сына.
– Если вы еще раз подойдете к двери, я брошу мальчишку на булыжники! Я это сделаю! Черт бы вас побрал, вы меня знаете! Эмери Престон, ты будешь в этом виноват, поэтому тебе лучше не пытаться выбивать мою дверь!
Толпа замерла. Их поднятые вверх лица странным образом походили одно на другое – ужас сделал их похожими. Никто не двигался. Ребенок в коротенькой рубашечке из хлопка и с тонкой пеленкой бил голыми ножками в воздухе, его тонкие ручки маленькими кулачками молотили воздух. При свете фонарей личико малыша, казалось, состояло из одних глаз – круглых, темных и глубоких. Он смотрел на толпу, стоящую внизу. Когда его отец как следует встряхнул его и поднял еще выше, малыш завопил тонким голосом. Его было трудно услышать: такой жалобный усталый голосок.
– Ну что? – заорал Кит. – Вы уйдете отсюда и оставите меня в покое, или же я выброшу его в окно, как я вам обещал!
– Чепуха! – крикнул кто-то сзади. – Он не посмеет. Это же его собственный сын! Эмери, не обращай на него внимания, продолжай выбивать дверь!
– Нет, я не стану этого делать! – воскликнул Эмери Престон и отбросил бревно. – С меня хватит, я иду домой!
– Я тоже, – сказал Мартин Койл.
– И я, – добавил Оливер Рай.
– Мы сейчас уходим, – крикнул Билли Ретчет. – Можешь убрать своего ребенка! Тебя еще накажет Бог за то, как ты с ним обращаешься!