Начдив Иван Грязнов
Шрифт:
…Весеннее наступление колчаковцев преследовало далеко идущие цели, но декабрь не повторился. Вятку не постигла судьба Перми. Еще на дальних подступах к городу части 3-й армии измотали врага. Распутица на вятских полях была для советских частей доброй союзницей. Кое-как дотянувшись до берегов Кильмезя, колчаковцы окончательно завязли здесь.
Полки 30-й дивизии теперь имели трехзначные номера: от 262-го до 270-го включительно. Большие цифры звучали внушительно, напоминая, что Красная Армия растет и мужает. Это, собственно, видел каждый: пополнения все шли и шли.
Иван Грязнов
Обстановка позволяла держать на переднем крае только дежурные подразделения. Остальные от зари до зари трудились в тылах, совершенствуя огневую и тактическую подготовку. Там крепла и духовная закалка новичков. Коммунисты-агитаторы долгих лекций не заводили, работали накоротке, при каждом подходящем случае. Больше всего Грязнов ценил партийцев бригады за то, что они всегда там, где труднее, где требовались особое мастерство и отвага. Вот недавно, только командование и политотдел дивизии бросили клич: «Бывалые бойцы — на пулеметы!», коммунисты откликнулись первыми. Во взводе Михаила Бабушкина, например, все двенадцать бойцов — члены партии, и все двенадцать вместе с взводным заявили: станем пулеметчиками.
Учились они прямо на передовой, закрепляли теорию боевой стрельбой. Там же и по тактике держали экзамены. Однажды пулеметчики оказались в кольце врага.
— Сдаваясь! Бросай оружие! — кричали им колчаковцы.
Коммунисты рук не подняли. Решили пробиться. Первым полз, взвалив на себя убитого командира, Михаил Бабушкин. Рядом держался раненый Григорий Нехороших. Наводчик Лавров и младший брат Бабушкина — Алексей следом катили «тачкой» тяжелый «максим». Подносчик Русинов шел замыкающим, волоча за собой коробки со снаряженными лентами. С боем брали метр за метром. Прорвались. А выйдя к своим, с ходу поддержали новую атаку пехотинцев.
В пору отходов и обороны наградами высшего командования отмечались немногие. Но разве можно было отнести подвиг коммунистов-пулеметчиков к разряду будничных, обычных дел? Командир с комиссаром впервые послали «вверх» наградное представление. Реввоенсовет армии удовлетворил их ходатайство и постановил вручить Михаилу Бабушкину [3] и его товарищам серебряные часы с надписью:
«Честному бойцу Красной Армии от Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов».
3
М. М. Бабушкин проживает в поселке Арти, накануне 50-летия Великого Октября награжден орденом Красного Знамени.
5. «Привет тебе, Красный Урал!»
Наступил май. Вместе с долгожданным теплом он принес стране добрые вести с юга Восточного фронта. Дивизии Фрунзе перешли в могучее контрнаступление, разбили Западную армию белых и повергли в бегство ударный корпус Каппеля.
Во многих сводках о действиях Южной группы войск особо подчеркивались героические дела
264-й Верхнеуральский стрелковый полк, прежде подчинявшийся И. Каширину, теперь был включен в состав бригады Грязнова. Боевые удачи земляков взбудоражили верхнеуральцев. Полк захватил митинговый азарт: он требовал отправки на юг.
Грязнов и комиссар Мяги немедля выехали к верхнеуральцам. Командир полка встретил их тем же агрессивным наскоком:
— Видите, прав оказался Иван Дмитриевич. Там главная борьба. Там и развернуться смогли вон как! А мы? Шагу вперед не сделали. Все в грязи топчемся…
— Да, Иван Каширин таков, — спокойно ответил Мяги и сразу спросил: — А за нас с вами кто здесь оборону держать будет?
Погорельский насупился:
— Я что, народ спросите…
— За тем и приехали. Собирайте всех, кто свободен, — и, повернувшись к Грязнову, комиссар посоветовал:
— А выступать придется тебе, Иван Кенсоринович. Люди должны знать, что их командир думает.
Выйдя к бойцам, Грязнов сдержанно поздоровался и безо всяких предисловий начал:
— Что ж, значит Верхнеуральск ваш, а Пермь и Кунгур нет? Выходит, пусть каждый воюет за свой город, за свое село, за свою станицу?.. Нет, мы служим в Красной Армии, и пролетарская солидарность для нас превыше всего. Мы прокладываем дорогу к счастью не только себе, а всей бедноте, всему трудовому люду.
Ряды ответили разноголосым гулом. Выждав, комбриг продолжил:
— Мы с комиссаром вчера были в 3-й бригаде у богоявленцев, в 269-м полку. Их завод от Белебея, сами знаете, куда ближе, чем ваши станицы. А чтобы к домам ближе подаваться, никто и речи не ведет. О другом люди думают. «Просим уменьшить наш хлебный паек с 600 граммов до 400. Отчисленный хлеб передавать детям Москвы. Просим передать рабочим Москвы, Петрограда и нашему вождю товарищу Ленину, что скоро пойдем в наступление. Пощады врагу не будет. Победы добьемся обязательно!» — так ответили они на успехи дивизий Фрунзе. Это — интернационалисты! А вы?
— Наступать-то и мы готовы…
— Где там! Все митингуете.
— Будет, комбриг. Подковал и будет, — нетерпеливо тряхнул бородой пожилой красноармеец. — Скажи лучше, когда и мы двинемся?
— Двинемся, товарищи. Скоро двинемся и так, что до самой Сибири погоним Колчака…
— Вот и оратором становишься, — заметил Мяги, когда возвращались в бригаду. — Только зачем богоявленцев пристегнул? Ведь не были там.
— Но письмо-то их вместе читали. Ну, а прибавил так, для крепости.
— И то верно…
Вскоре у верхнеуральцев побывал и начальник дивизии Николай Дмитриевич. Поговорил с земляками начистоту, и полк окончательно вошел в русло прежней жизни.
Уезжая из бригады, Каширин приказал комплектовать группы из смелых боевиков и учить их решительным наступательным действиям с преодолением крупных водных преград.
— Значит, за Каму махнем? — не сдержался Грязнов.
— Не загадывай. Всему свое время…
Но газеты торопили это самое время и звали вперед.