Начинка
Шрифт:
— Мне нет дела до… Эй, куда ты идёшь? Ноэль! — однако бесполезно было окликать этого неординарного типа, принёсшего ей за сегодня больше волнений, чем она испытала за последние пару дней, не считая давнишний разговор с уже не появляющейся вновь дома любовницей отца.
— А телефон всё-таки жалко … — скорее, самому себе пробормотал Ноэль и направился прочь.
***
Остаток дня не предвещал беды. Всё самое неприятное и нелепое уже произошло, так что Кира решилась пойти туда, куда планировала с самого начала, до того, как ей взбрело в голову украсть телефон. Самое обидное и смешное — в бесполезности
Кира никого не видела по сторонам, хотя и вышла на достаточно многолюдное место. Каким-то чудом ей удавалось, полностью погрузившись в раздумья, уворачиваться от внезапных препятствий в виде очередных прохожих. Случалось ли с кем-то из них что-то странное за сегодняшний день? Были ли они полны так же неприятных психологических тяжестей, мешающих вернуться в привычную рутину?
Но она не могла стать частью рутины не только за последние несколько часов.
В руке по-прежнему была сжата бумажка с номером от Ноэля. Кира и не думала звонить этому типу, искренне надеясь на отсутствие возможности увидеть его когда-либо в дальнейшем. Но, приближаясь к нужному дому, девушка машинально убрала клочок в пустующий карман, где недавно хранился украденный телефон. Пусть хоть что-то у неё останется в качестве воспоминания об этой передряге.
У входа, помимо красочной вывески с названием этого сладкого места, мистер Ворсул любил вешать пару небольших декоративных фонарей, внутри которых вместо привычного огня были вставлены обычные лампы на электричестве — таким образом он уменьшал риск возникновения пожара из-за внезапно сильнейшего порыва ветра или шалости злостных хулиганов. Помнится, мистер Ворсул, приметив любовь девушки к фонарикам, в один из её визитов любезно подарил ей точно такой же, сославшись на лишний. И всё было чудесно, не считая одного достаточно безобидного, но в то же время бросающегося в глаза факта — сегодня ни один из фонариков не горел.
Их вообще не было.
Обеденное время давно в прошлом. Она чувствовала, как тревога и смутные подозрения впиваются в её сердце, и почти знала ответ заранее, когда после секунд наблюдений за снующим народом выборочно преградила дорогу на вид располагающей женщине. Её ухоженный вид перекрывал изъяны, подаренные старостью.
— Извините, — Кира постаралась как можно доброжелательнее улыбнуться. Ей доставляло труда вот так просто обращаться к незнакомому человеку. — Вы не знаете, почему магазин сладостей закрыт?
— Хм-м… Даже не знаю, а разве его не собираются снести?
— Снести? — как же хотелось случайно ослышаться, но, без сомнений, Кира услышала всё верно, и женщина подтвердила это лёгким кивком:
— Кажется, хозяин недавно скончался, и территорию выкупили.
Пожалуйста, нет.
Должно быть, совпадение. Что же ещё? Однако это не убавляет желания не верить в злосчастную новость. С какой стати вообще она так расстраивается? Нет ничего страшного в закрытии обыкновенного магазина, куда девушка и ходила-то только благодаря приятным разговорам с хозяином. С уже мёртвым хозяином. Да и сладости не имели значения в её жизни. И Кира почувствовала, как ком подкатывает к горлу, а картина окружающего
— Кого-то ждёшь?
— Знаешь, он много избивал меня.
— Э-эм… Что, прости?
Кира не слышала и не видела толком, кому вообще говорит это. Ей было… плевать.
— Но его удары перестали приносить боль после того, как у меня появился друг. Хотя в наше знакомство с ним я испытала куда сильнее взбучку. Он рассказывал мне про двух типов людей, которые внутри нас. Про первых без особого интереса, сухо и кратко — безвольные мягкие существа. Но вот вторые… я помню, как будто бы я сама, а будто бы и не по своей воле упала с кровати, а рядом с ногами были настоящие камни величиной с кулак. Это заставило меня невольно отползти прямо к противоположной части комнаты — окну. Мой друг, едва заметно усмехаясь, рассказывал, беря в руки камень, что человек по своей природе способен на многое. И понятие боли для него — норма.
— Кира. Ты меня вообще понимаешь? Что с тобой происходит? Зачем ты мне это рассказываешь? — Рэй, кажется, или ещё какой-то из знакомых в такой уже далёкой рутине — разницы нет — множество раз пытался перебить Киру, но результат был нулевой.
На этот раз это говорила она, не он. И если бы даже все люди мира попытались её перебить, Кира ни за что бы не остановилась, пока не завершила бы свой рассказ. Каждое слово, вырывающееся из её бледных губ, служило проводником к добыче ключа к последней двери, имеющей то самое, чего ранее она и не понимала. Не помнила.
Широко распахнув глаза, Кира заворожённо прошептала:
— И тогда он бросил в меня этот камень, представляешь? — ей понравилось, как Рэй испуганно, как чёртов олень перед хищником, отступил назад. — И… Я зажмурилась, но он намеренно запустил камень в угол, не в меня. Я не понимала тогда его намерений, я была неопытна и, откровенно говоря, тупа как пробка. И я расслабилась, воспринимая всё в игровой форме. Но в следующую секунду он просто закидывал меня камнями — задевал руки, попадал в живот. Я кричала, чтобы он прекратил, но ему словно это нравилось.
Замочная скважина уже не была пуста.
— Кто? Скажи мне, тебя кто-то обидел?
Ржавый, толстый ключ, покоившийся в забытом месте так много лет, нашёл своё пригождение и повернулся.
— Нет. Фревин помог мне заставить заплатить отца за все его грехи. Он помог мне убить её, чтобы Джимм Митчелл понял, как больно осознавать ценность только после окончательной потери.
— Так. Подожди, прошу. Я не могу понять, о ком ты говоришь? Ты сейчас издеваешься надо мной, я прав? Ну кого ты могла убить?
— Маму, конечно.
Щелчок в голове, и дверь распахнулась.
Он освободился.
========== Глава 8. Последние метания ==========
Когда-то давно у каждого выходило придумывать свою собственную историю появления на свет. Конечно, в ответ слушатели постарше подобных фантазёров могли лишь изображать свою веру в эти небылицы. Взрослые знали, что каждый из них вырастет и скоро перестанет искренне верить в придуманные факты. Очень мало случаев противоположного исхода, да и те в основном исправлялись иными факторами — любое серьёзное и жестокое событие в жизни напрочь убивает столь долгосрочную веру в чудеса.