Начнем все сначала
Шрифт:
Попытался найти другие пути. Но в деканате филфака надменная секретарша ничего ему не сказала, заподозрив в черт-те чем. На его стандартную выдумку о том, что он не отдал взятую у Берсеневой книгу, последовал столь же стандартный ответ:
– Приедет первого сентября, и отдадите.
У Павла возникло дикое чувство, что он разучился разговаривать с женщинами. Прежде он никаких отказов от них не слышал.
Пожалев, что никогда не расспрашивал Жанну о ее деревне, сунулся в отдел кадров областного департамента образования, выясняя,
Кладя конец его метаниям, пришла повестка из военкомата. Стиснув зубы, сказал себе, что всё к лучшему, что армия непременно выбьет из его головы дурацкую блажь, и ушел служить, отвергнув предложения родителей отмазать его от армии.
Не сказать, чтобы служилось ему уж очень тяжко – всё-таки лейтенант не рядовой, да и работал он в закрытой части, составляя разного рода программы, но тоскливо было до ужаса. Если бы можно было хоть раз в неделю говорить с Жанной, ведь сотовый ему оставили, слышать ее милый голосок, ее забавные высказывания и шутки, было бы гораздо легче.
Служивший рядом парень, первое время постоянно болтал по телефону со своей невестой, вызывая невольную ревность Павла. Потом разговоры становились всё реже, а через год ему позвонил друг и сообщил мерзкую весть – его девчонка сошлась с другим. Колька чуть с ума не сошел, стремясь домой, чтобы во всем разобраться самому, и его остановили только рассудительные слова Павла:
– Да на кой тебе сдалась цаца, которая пару лет подождать не могла? Расценивай это как массу вновь открывающихся возможностей.
И во время первого же увольнения познакомил парня с симпатичной девчонкой, вполне вытеснившей из сердца сослуживца неверную пассию.
Но вот сам он ни с кем знакомиться не хотел.
Падая по вечерам в неудобную узкую койку, уныло размышлял, ждет ли его Жанна? Или, вернее, нет ли у нее парня? Очень хотелось верить, что нет. А вообще, даже если и есть, отобьет. Сумел же он соблазнить ее один раз, сможет и в другой. Но теперь цель у него будет другая, возможно, такая же эгоистичная, как и в первый раз: оставить ее при себе навсегда. Он понял, что лучше нее девчонки он всё равно никогда не встретит.
Два армейских года тянулись как десять гражданских. Он несколько раз порывался написать Жанне, но, понимая, что это бесполезно, рвал уже написанные листки. Зачем травить себе сердце напрасным ожиданием?
Но всё на свете когда-нибудь кончается, закончилась и его служба в армии. Причем продолжалась она не два, а два с половиной года. Призвали его летом, а вот демобилизоваться пришлось после выхода осеннего приказа. К тому же командир его части, не желая расставаться с классным специалистом, как мог, тянул время, уговаривая остаться на сверхсрочную, и отпустил почти перед самым Новым годом.
Вернувшись в родной город,
Двадцать восьмого декабря, надев строгий черный костюм-тройку, он встретился с Юрием у входа в университетский дворец молодежи. Увидев друга, Юрий только присвистнул:
– Ты на машине, что ли?
Павел быстро ответил:
– Конечно! Не на трамвае же я приехал в одном костюме. Давай уже заходи, пока я в сосульку не превратился.
Юрий, которому было вполне комфортно в зимнем пуховике, радостно хохотнул. На ходу доставая из кармана входные билеты, прошел в фойе. Сдав пуховик в гардероб, провел друга на третий ряд, где кучковались аспиранты. Негромко пояснил:
– Сам понимаешь – первый ряд для боссов, второй – для шишек поменьше, третий для нас.
Павел насмешливо уточнил:
– Что, мечтаешь о первом ряде?
Юрий согласно кивнул взлохмаченной головой:
– Плох тот рядовой…
Похвалив друга за упорство, Павел, чуть приподнявшись, принялся озабоченно осматривать зал. Не увидев ту, что искал, разочарованно опустился обратно на сиденье. Юрий, в это же время высматривающий знакомую аспирантку с юрфака, увидел ее на втором ряду с доцентом этого же факультета, тоже недовольно откинулся на спинку и зло пробормотал:
– Ну, к чему им нищие аспиранты, им кандидатов с докторами подавай!
Прерывая его жалобы, на сцену вышли парень в смокинге и девушка в длинном вечернем платье, и концерт начался.
Молодежь живо реагировала на шутки, понятные только посвященным, бурно поддерживала выступающих, а Павел откровенно томился. Пришедший сюда с совершенно другими намерениями, он с нескрываемым скепсисом смотрел жизнерадостные выступления студентов. Он не терпел самодеятельность ни в каком виде. Его раздражали и сценки из студенческой жизни, и песни под гитару, и КВНовские розыгрыши.
Он открыто морщился и зевал, думая, что мог бы провести время с гораздо большей пользой. В конце концов вовсе перестал смотреть на сцену, устроился поудобнее, сложил руки на груди и закрыл глаза, терпеливо ожидая конца мучений.
Внезапно зазвучал знакомый голос. Встрепенувшись, он быстро выпрямился и широко открыл глаза. На сцене с гитарой в руках стояла Жанна в джинсах и синей кофточке с гитарой в руках. Приятным, не очень сильным голосом она пела романс.
Дыхание так перехватило, что Павел смог вздохнуть далеко не с первой попытки, и не сразу понял, что она поет. Но вот ухо выхватило «белой акации гроздья душистые», и сердце вдруг сдавило болезненное сожаление. Эх, сегодняшние бы его мозги вложить в ту бестолковую голову!