Над Арктикой и Антарктикой
Шрифт:
— Подходим к Бунге.
— Опять Бунге. Далась она вам. Ну ладно, через сколько она будет?
— Минутку, — Андрей считает. — Через десять минут.
Кругом вода. Никаких берегов, никаких островов. А десять минут? За это время! Самолет летит, а время «стоит»…
Бензин льется, Иван выжимает тряпки в ведро. ведро выливается в блистер. И это все, что можно сделать…
«Д–а-а! Вот ситуация», — думаю про себя. Концентрация бензиновых паров увеличивается, дышать становится труднее, полуоткрытая форточка мало помогает притоку свежего воздуха, начинает болеть голова …
—
Но никакой земли я не увидел. Правда, впереди темнела узкая полоска коричневой отмели. Как позже показал мне на карте. Андрей, это был мыс Бережных — северная оконечность острова Фаддеевский. От этого мыса до бухты Темпа нам оставалось лететь около ста тридцати километров А через семьдеся1 километров должен появиться берег острова Котельный. Так что теперь в любом случае, даже если нам придется слить топливо из одного из главных баков (кроме крайних), бензина до Темпа и Тикси хватит с избытком… а пока под нами водная гладь коричневатого оттенка…
— Ваня! Включай слив крайних! — скомандовал Мальков бортмеханику.
— Включаю.
— В блистерах! Кто там?!
— Я! Кудряшов!
— Пошло топливо?
— Пока нет
— Щмандин! Д–передсрни краны ещё раз! Давно не включали, видно, клапаны заржавели или и туда ледок попал! Везёт.. — взволнованно рассуждал Мальков.
— Пошло! Пошло–о! — радостно не проговорил, а прокричал Кудряшов. — С обеих сторон идет!
Когда видишь две большие струи, то создается впечатление, будто выливаются все запасы Томительные минуты ожидания .
— Слив прекратился! Немного идет с правого крыла, — докладывает Кудряшов.
Продолжаю держать курс на бухту Темпа В ожидании «приговора» механиков мы с Володей терпеливо молчали и не «дёргали» и\.
— Пойду к ним посмотрю, что там, — не выдержал Володя. — Продолжай пока с этим курсом
Я кивнул, но тревога ещё оставалась Правильно ли определил Шмандин дефект, из каких баков была течь? Не придется ли сливать и иэ одного из основных баков? Тогда, что тогда? Опять мучительно потекли минуты ожидания
— Саша, ура! Течь прекратилась, — радостно сообщил Мальков — Молодец Шманднн' Определил точно, и решение слить было правильным Что ж, потеряли немногим более двух тысяч литров, но зато устранили течь бензина, пресекли возможность возникновения пожара. Андрей' Топлива ещё осталось, давайте-ка продумайте с гидрологом сокращенный маршрут, часиков на десять, и новый курс.
— Будет сделано'
Настроение поднялось, на наших лицах появились улыбки Кудряшов добирал по углам, на дне лодки последние капли бензина Шмандин задраивал вскрытую обшивку в своей «голубятне» Дышать стало легче, но форточку пока не закрыл. Продували внутренности самолета по системе «форточка — открытые блистеры» Выполнив сокращенный маршрут, получив ценные данные ледовой обстановки, на обратном пути вышли на мыс Анисий острова Котельного, а от него до Тикси рукой подать.
Так над Землей Бунге нам удалось справиться с экстремальной ситуацией, довольно быстро устранить неисправность. А землю как землю я в этот раз так и не увидел
УРОКИ
Уже пять лет я летал командиром корабля, знал все арктическое побережье от Архангельска до Уэлена Опыт полярный накопился, конечно. Но в высокоширотной экспедиции только вторым пилотом Да иначе и быть не могло высокоширотные экспедиции — подлинная Полярная академия.
Командиром Ли-2, на который меня назначили, был опытнейший летчик, один из первопроходцев Арктики, Виталий Иванович Масленников, Герой Советского Союза. На Чукотку, в бухту Провидения, он приплыл на корабле вместе со своим самолетом осенью 1934 года. Аэродромов, в современном значении слова, Арктика тогда не знала. Были только места для посадки около того или иного поселка А запасным «аэродромом» считалась любая пригодная площадка по маршруту, «гостиницей» — снежная яма, укрытая чехлом от мотора. Приходилось Виталию Ивановичу сидеть на вынужденной около Анадыря, пережидая четырнадцать суток пургу. Приходилось в плотном тумане садиться на остров Жохова, спасая больного зимовщика. А когда в 1948 году сломало на Северном полюсе дрейфующий «аэродром», пришлось взлететь с крохотного обломка ледяного поля, огороженного грядами торосов. Предельный риск! В тот раз необходимо было максимально облегчить машину, и Виталий Иванович оставил на полюсе даже свой мольберт, с которым он, выпускник Суриковского училища, никогда не расставался в Арктике…
В общем мне и на этот раз повезло с наставником …Из Москвы вылетали 30 марта. Чувствовалась уже весна, но Химкинское водохранилище, с которого мы стартовали, было ещё покрыто льдом. После взлёта — левый разворот, и под нами шпиль с золотой звездой Химкинского речного вокзала. «Порт пяти морей», как любили тогда говорить. Но у нас впереди другие, скованные льдом моря. < Стараясь перекричать шум двигателей, работающих на взлётной мощности, оборачиваюсь к штурману
— Курс?
— Пять градусов, пора знать! — недовольно отвечает Борис Иванович Иванов.
Я уже успел понять, что в экипаже Масленникова все давно «притерлись» друг к другу. Шутки, подначки, розыгрыши. Лишнего формализма здесь не любят. В экипаже собрались опытные, знающие свое дело полярные асы.
Борис Иванович — штурман первого класса. Высокий, редки улыбающийся, с глазами, прикрытыми мохнатыми бровями. Звали его в экипаже Мрачный Билль. «Мрачный», понятно, за серьезность, ну а «Билль» — это что-то английское. Он с этим языком был в ладах, что для штурмана куда как не лишне.
Пока будем лететь до мыса Шмидта, у штурмана дела не особо напряженные Магнитные компасы работают устойчиво, все аэропорты по трассе оборудованы радионавшационными точками. Дело простое, следи только за радиокомпасом: Амдерма на стрелке, Диксон на стрелке… И так далее. После острова Врангеля придется Борису Ивановичу поработать по–настоящему, показать искусство штурмана. Основными навигационными приборами при полете над Ледовитым океаном станут гирополукомпас и солнечный компас, пока зачехленный в астролюке над столиком штурмана. А ещё секстан и астрономический ежегодник — книга не меньше «Воины и мира» по объему…