Над Москвою небо чистое
Шрифт:
Затаив дыхание, Алеша вглядывался в их лица. Враги! Он впервые видел их так близко живыми. Вот они стоят в трех шагах от него, эти люди, пришедшие на подмосковную землю издалека, посланные сюда Гитлером. Он переводил взгляд с одного немецкого летчика на другого. Один из них, очевидно, командир экипажа. На грязно-зеленом френче выше левого кармана холодно поблескивает черной эмалью Железный крест.
У немца худое продолговатое лицо с довольно правильными чертами. На щеке огромный
Рядом с ним, в комбинезоне и шлемофоне, щуплый веснушчатый подросток беспокойно озирается синими испуганными глазами, часто подрагивает покрасневшими веками. Голенища его кожаных унтов разодраны. Вероятно, зацепился за ветку, когда приземлялся с парашютом . Чуть поодаль, вытянувшись в почтительном безмолвии, застыл третий член экипажа, по всей видимости штурман: белая счетная линейка торчит у него за голенищем унта.
Демидов нахмурился и бросил на дядю Колю суровый взгляд.
– Это ты, что ли, его так разделал? — кивнул он на первого немца.
Старшина воровато отвел глаза, нагнул голову, извиняющимся голосом пробормотал:
– Так я же его только маленько. Он, подлюга, кусался.
– Смотрите мне, — сердито сказал Демидов. – Охрану пленных возлагаю на вас, старшина Лаврухин. Только чтоб этого «маленько» больше не было.
Заложив руки за спину, Демидов неторопливо с подчеркнутым достоинством зашагал вниз, в землянку. За ним Петельников и Румянцев, Боркун и Султан-хан.
– А мы как? — озадаченно посмотрел Алеша на Воронова.
– Что «как»? — насмешливо передернул плечами его друг. — Мы тоже с ними воюем. Можно, наверное, и нам присутствовать на допросе. Только на всякий случай, забьемся в темный угол. Нечего Демидову глаза мозолить.
Летчики быстро сбежали в землянку, сели в самом темном углу.
В проеме двери показались немцы. Первым спустился командир экипажа сбитого «юнкерса», за ним штурман и стрелок-радист. Из соседней комнаты с блокнотом в руке вышел красноармеец Челноков. Демидов поманил его пальцем.
– Садись, Гомер.
– Почему Гомер? — улыбнулся Челноков.
– Потому что рано или поздно ты «Одиссею» нашего девяносто пятого полка напишешь. Только не гекзаметром, разумеется, а как-нибудь поновее. Как Маяковский, что ли. А пока — помогай командиру, когда начну запинаться, и пиши.
Демидов исподлобья посмотрел на немцев. Алеша с удивлением услышал, как он быстро спросил по-немецки летчика с подбитым глазом:
– Ваше имя?
Гитлеровец молчал. Нижняя губа, покрытая корочкой засохшей крови, презрительно дернулась.
Демидов задал тот же самый вопрос штурману и стрелку-радисту.
– Кранц Отто, — сиплым голосом ответил
– Густав Келлер, ефрейтор. Их кайн национал-социалистише. Их кайн «Гитлерюгенд», — торопливо, тонким мальчишеским голосом забормотал безусый стрелок-радист и с ужасом посмотрел на стоявшего рядом с ним дядю Костю.
Летчик, молчавший до этой минуты, сделал резкое движение и плюнул Келлеру в лицо.
– Швайн! — крикнул он в бешенстве.
– Ого! – воскликнул Румянцев.
Немец с яростью одну за другой бросил несколько коротких фраз членам своего экипажа.
– Что он им сказал? — наклонился к Челнокову Демидов.
Челноков поднял глаза:
– Ругается и угрожает им смертью. Говорит, что гитлеровские войска уже близко и скоро их всех освободят. Тогда и Кранца и Келлера вздернут по его приказу на первой осине. Запрещает им давать показания.
– Ясно, — кивнул седеющей головой Демидов. — А ну, старшина Лаврухин, уведите пока ефрейтора и штурмана. Они будут отвечать, это по всему видно. Я хочу поговорить с этим типом без них.
Алеша из своего темного угла еще раз посмотрел на немецкого летчика. Тот стоял, сомкнув каблуки, и свысока озирал окружающих зелеными холодными глазами.
– Будете говорить? — спросил Демидов.
– Да, — ответил немец, — я буду говорить. Но не о том, что вас интересует. И если вы хотите что-либо услышать, развяжите мне руки.
— Развязать ему руки! — приказал Демидов. Дядя Костя неохотно выполнил эту команду. Немец с наслаждением расправил затекшие руки, усмехнувшись, посмотрел на следы от веревок на запястьях.
— Вы, разумеется, можете связать рядового летчика великой Германии, по недоразумению попавшего к вам в плен, — заговорил он быстро и сухо, — но я бы не советовал вам это делать в те дни, когда наша доблестная армия набросила смертельную петлю на ваше государство. Пора кончать комедию. Обещайте мне жизнь, и я позабочусь о том, чтобы всем вам было обеспечено гуманное обращение, когда вы попадете к нам в плен или будете интернированы.
– А вы в этом уверены? — коротко спросил Демидов.
– Как и в том, то в данную минуту беседую с вами.
– Ваша фамилия?
– Обер-лейтенант Якоб Редель. Кавалер Железного креста.
– За что получили крест?
– За Лондон и Ковентри.
– Хорошо над ними поработали на своем «юнкерсе»?
Нижняя губа фашиста дрогнула от ухмылки:
– Англичане не могут быть на меня в претензии. Но я и над Вязьмой неплохо поработал. Неделю назад от моих бомб сгорели два эшелона с боеприпасами на железнодорожном узле.
– И все-таки вы не слишком удачно поработали над Вязьмой.