Над океаном
Шрифт:
Сидеть было неудобно, затекла нога, но он сидел неподвижно и молчал. Он вдруг подумал о том, куда ему везти Татьяну и... и дочку. «Да, черт возьми, дочку! Разве ты не мечтал об этом? Разве не говорил Татьяне, не клялся, что ее дочь — твоя дочь? Так вот, старина, жену и дочь. Итак, куда?»
А почему бы и нет? Его хозяюшка, какая-то невозможно дальняя родственница, которую он однажды навестил по совету и просьбе отца и которая настояла на том, чтоб он перебрался к ней из общежития («Очень приятно дому, когда в нем живет такой молодой, такой красивый и хороший мужчина!» — смеясь, лукаво утверждала она со своим
Агеев остановил машину недалеко от КПП и, неспешно отстегивая ремень и доставая из-за спинки сиденья свой неизменный портфельчик, слушал, как Кучеров объяснял, куда Нине нужно отвезти цветы.
— А ключи? Как я их вам отдам? — спросила она, усаживаясь за руль вместо отца.
— К тому времени Хэлен будет дома, ей и отдадите. Я ей сейчас на работу позвоню, предупрежу. Мне надо с ней поговорить еще кое о чем.
— Пожалуй, — усмехнулся под нос Агеев.
— Что, так и говорить: Елена?
— Нет, — улыбнулся Кучеров. — Не Лена, не Елена. Когда вы ее увидите, вы поймете, что она именно Хэлен. Даже мадам Хэлен.
— Такая толстая? — осведомилась Ленка.
— Нет, напротив. Я же говорю — Хэлен.
— Ну, все! — хлопнул ладонью по крыше кабины Агеев. — Мы ушли.
Нина кивнула, мотор взревел, дверцы хлопнули, взвизгнули пробуксовавшие покрышки — и машина сорвалась с места, Агеев сердито крякнул, тихонько чертыхнувшись. Кучеров удивился: почему «жигуленок» помчался — и довольно резво — в противоположную от города сторону?
Агеев чего-то ждал. Кучеров, вежливо поджидая его, стоял рядом. Ах вон оно что: «жигуленок» выскочил на перекресток неподалеку, там лихо, скрипнув резиной, развернулся, благо машин не было, и помчался назад.
Поравнявшись с ними, он резко затормозил, трижды задиристо бибикнул — Агеев в ответ помахал рукой — и ринулся дальше так, будто за ним гнались.
— Чертенята, а не девки, — с удовольствием сказал Агеев. — Полностью в мать. Все у них не мое. Нинка, уж на что спокойная и рассудительная, за рулем — как пацан. Но ездит здорово, машину нутром чует, «ощущалом», как она говорит. Ну, пошли? Да, кстати, если сегодня летать будем, я с вами. Ты в курсе? За оператора.
— В курсе, — недовольно сказал Кучеров.
— Чего, не возьмешь?
— Попробуй не возьми...
— Напрасно, — усмехнулся Агеев. — Я, знаешь, какой добрый? Пусть твой оператор спокойно на югах отдыхает. Считай — обыкновенная подмена. В воздухе командир есть командир, а штурман — штурман. Как положено.
— Значит, тыкать буду, — утвердительно предупредил Кучеров.
— Договорились... Надо и мне полетывать помаленьку.
— Нет необходимости, — буркнул Кучеров.
— Надо! Обязательно.
Кучеров пожал
Когда они прошли КПП и шагали мимо двухэтажного невзрачного, с зарешеченными окнами здания штаба, их обогнала «пьяная машина» — ЗИЛ-спиртозаправщик. Звучно зашипев воздухом в тормозах, ЗИЛ остановился.
— Товарищ подполковник! — окликнул Агеева водитель-сержант. — Прямо? Я туда же.
— Поехали? — пригласил Агеев Кучерова и, устраиваясь в просторной кабине, осведомился: — Слушай, Тищенко, а чего это ты тут раскатываешь с этим? Балуешься? — Он потыкал большим пальцем за спину.
— Ни в коем случае! — весело улыбнулся маленький загорелый сержант, весь пропитанный запахами керосина, спирта, масел и всего остального перечня ГСМ.
— Узнаю, балуешь, шкуру спущу!
— Не спустите, товарищ подполковник, — засмеялся сержант и со скрежетом врубил скорость.
— Это почему?
— А потому, что подполковник Агеев — человек дела и справедливый мужик. Это вам любой скажет. Ну, вам-то, понятно, не скажет. Так что не боюсь я вас. Пока не за что бояться. Как завтра — не знаю. — Сержант скосил на подполковника рыжий умный глаз.
— Вот паршивец, — уважительно сказал Агеев и повернулся к Кучерову: — Видал, капитан, что значит распустить личный состав? А ты — «Са-аня!»
— Мой штурман, товарищ подполковник. — Кучеров увидел широко шагающего навстречу Машкова. — Сержант, тормозни. Игорь Михайлович, мне надо. Можно? Разрешите?
— Оч-чень хорошо. И мне надо.
А Виктор Машков шел в штаб, чтоб разыскать там подполковника. Когда рано утром ему передали, что его хочет видеть Агеев, он сразу понял зачем. И все время помнил об этом — и когда стоял на построении, ежась от сырого утреннего озноба, и на завтраке, и когда лежал ,без сна во время предполетного отдыха в общежитии, и даже когда бултыхался, урвав полчасика, в бассейне в спортгородке; помнил и размышлял, куда будет клонить Агеев. Стандартное «Вернись в семью»? Ну, во-первых, подполковник знает его, Машкова, и, во-вторых, он, Машков, знает подполковника. Так что вряд ли. «Вернись...»
Он зябко передернул плечами, вспомнив тот дождь со снегом, гул ночного аэродрома, и себя, дурака, чуть не бегущего по лужам домой, и глаза жены, и жуткое ощущение чужого в доме, в воздухе, в глазах жены. Он замотал головой, отгоняя воспоминания, но это не помогло. Такое плохо помогает, особенно вечерами, а еще хуже ночью, когда спишь и ничего не можешь поделать: ее лицо, руки, голос, вся она приходит к тебе...
Рядом с шумом остановился ЗИЛ-цистерна.
— Машков! — услыхал он и увидел улыбающегося Кучерова, который уже выпрыгнул из кабины. За ним выбирался Агеев. Машков помрачнел, потом, решив, что, чем скорей, тем лучше, козырнул:
— Товарищ подполковник! Старший лейтенант...
— Здорово, Виктор Николаич! — Агеев сунул ему руку и, полуобернувшись, сказал: — Кучеров, мы с твоим штурманцом зайдем ко мне. Добро? Вот и славно. Пошли, Виктор.
В штабе они прошли по коридору, слыша под каблуками гулкие доски пола — здание было старое, строенное еще военнопленными в сорок пятом, — миновали огромную, разноцветно светящуюся доску-стенд «БОЕВОЙ ПУТЬ ЧАСТИ» с летящим над стилизованной картой Европы второй мировой войны фронтовым торпедоносцем-бомбардировщиком Ил-4, и Агеев широко распахнул дверь своего кабинета.