Над океаном

Смирнов Владимир

Агеев мрачновато и с явным неудовлетворением слушает. Кучеров с сомнением тычет большим пальцем за спину:

— Больше ведь дурака валяет, чем такой уж записной юморист. Зачем? Но тут, думаю, прав. Прав?

— Наверняка. А в чем?

— Молодец. Уважаешь начальство — сразу соглашаешься.

Савченко хмыкает.

— И не ухмыляйся. Я про оптимизм. Ибо наш оптимизм...

— Командир! — включается штурман. — Командир! Поворот вправо двадцать, переход в эшелон шесть.

— Ясно, штурман. Я правильно понял?

— Правильно, командир. Выходим.

— Радист! Связь. Есть? Ага...

«Барьер»! Вызывает на связь Девять полсотни третий. «Барьер»!

— Слушаю, Полста третий, я «Барьер».

— Идем планово. Разворачиваюсь в точку рандеву. Занимаю эшелон шесть, курс девяносто пять. Дайте подтверждение.

— Правильно идете, подтверждаем.

— Понял, спасибо. До связи...

— Полста третий!

— Да-да, слушаю.

— Как там у вас? — В хрипении наушников слышалась нескрываемая тревога. — Как дела?

Кучеров скептически усмехнулся, переглянулся с Николаем, подмигнул ему и, проворчав: «На-ча-льство... Заботятся!» — бодренько ответил:

— Я Полсотни третий. А какие тут дела в потемках? Снижаюсь. Ничего, натурально, не вижу. — Он чуть улыбнулся, сообразив, как сейчас поморщился строгий Царев на «натурально».

— Принято. И соблюдайте дисциплину в эфире.

— Ясно. Спасибо...

— И смотреть внимательно там!

— Куда тут денешься — смотрим...

— Командир! — сзади по плечу хлопает перчатка Агеева. Кучеров, выворачивая шею, пытается обернуться — за ним на верхотуре операторского насеста видна грузная фигура Агеева. Он тычет большим пальцем влево. Кучеров оглядывается туда — немыслимо далеко, в черной пустоте, остро-слепящей иглой вспыхивает и гаснет белая звезда. Вспышки мелькают в ночи лучами-брызгами.

— «Барьер», я Девять полсотни третий, вошел в район дозаправки. Вижу танкер! Разрешите работать?

— Есть, Полста третий. — Наушники помолчали и почему-то сердито закончили: — Давай! Но осторожней там!

— Да что это такое с вами сегодня... Есть! Работаю.

— Командир! — включился Щербак. — Командир, они на связи. Запрашивают условия.

— А какие условия? — ворчливо возразил Кучеров. — Обычные условия. Пара?

— Пара, командир.

— Лады... — Кучеров переключил радиостанцию. — Какой там у них позывной?

Щербак хихикнул и весело доложил:

— «Околоточный».

— Че-его?

— «Околоточный». Позывной такой.

— Тьфу ты...

— Во, опять вызывают. Вроде нервничают.

Кучеров щелкнул переключателем, и в наушники ворвалось утомленно-сердитое:

— ...чный»! Почему, молчите? Вас наблюдаю на пеленге тридцать восемь, прошу связь!

— Слышу, «Околоточный», слышу, я — Девять полста третий.

— Добрый вечер, ребята. Условия?

— Не вечер — скоро утро доброе. Принимаю четырнадцать.

— Сколько?!

— Четырнадцать. Под завязочку.

— Ну, мужики, вы здоровы аппетитом! На гастриты не жалуетесь?

— Надо, «Околоточный». Нам еще работать и работать. Не корысти ради, но токмо волею — и так далее. Дадите?

— Для хороших людей ничего не жалко. Сколько дозаправок?

— Не понял.

— Я спрашиваю, сколько имеете ночных заправок?

Кучеров переглянулся с Савченко: «Видал?»

— Все будет в порядке, фирма гарантирует. Нам еще

одно важное дело сделать предстоит — так что все будет правильно.

— Ладно-ладно... Начинаем сближение?

— Поехали. Кстати, «Околоточный», это что за позывной у вас такой?

— Не нравится?

— Не то чтоб не нравится, но... антиобщественный какой-то.

Наушники вздохнули и скучно пояснили:

— Полста третий, позывные придумывает машинка-эвээмка. Чтоб никто не догадался. Она умная — вот нам и подсуропила. Надоело отвечать.

— Ясно, не обижайтесь.

— Чего там. Мы не обижаемся. Просто все спрашивают — подустали мы... Внимание, даю прожектор.

В ночи полыхнул слепящий сноп голубовато-белого ледяного света. Один из танкеров шел уже рядом. То, что было вечером, было пустяком по сравнению с предстоящим. Ночная дозаправка! Но и это будет сделано...

Кучеров подбирает газы и устанавливает режим. Рядом идет, прорезая ночь вспышками огней, мутно-белый в ночи корабль. В нем сидят такие же ребята, как и они тут. А внизу бескрайний океан. Интересно, снизу их кто-нибудь видит? Ночь, ночь вокруг...

— Экипаж, приступаем к ночной дозаправке. Всем предельное внимание. Помощник?

— К дозаправке готов.

— Корма?

— КОУ готов.

— ВСР?

— Есть.

— Опе?..

— Готов оператор, готов.

— И?..

— Штурман готов.

— Ну, тогда начнем. «Околоточный»! К приемке топлива готов.

— Принято. Ну, тогда благословясь?

— Не веруем.

— Правильно... Начинаю сближение!..

 

...КДП мутно светящейся круглой башней, очень похожей на башню маяка — только много шире, осадистей и несколько ниже, — высился в плывущем ночном тумане; почти бесшумная работа многих людей, сама атмосфера тут были насыщены ожиданием, как электричеством перед грозой. Вне стеклянных стен пункта царила почти полная тишина; на самом пункте работали по-настоящему сейчас лишь планшетисты, отмечающие на полупрозрачной зеленой переборке, расчерченной светящейся сеткой с рассыпанным по ней замысловатым набором символов и чисел, движение ярко светящегося крестика самолета. Вот крестик, послушный тонким пальцам планшетиста, опять передвинулся в новый сектор — согласно команде, поступившей от операторов поста управления. Теперь он был не одинок в пугающе пустом просторе сетки — теперь он оказался рядом с двумя такими же крестиками. Тишина — только тихонько пощелкивают спрятанные под панелями реле и монотонно негромко гудят кондиционеры.

Руководитель полетов, вглядевшись в планшет, секунду раздумывал, потом пододвинул к себе рабочий журнал и принялся что-то быстро писать, предварительно аккуратно пометив плановую таблицу.

Инспектор вышел на галерею-балкон, кольцом опоясывающую башню КДП поверху и словно повисшую в пустоте ночи.

Всюду, всюду было темно и сыро; прямо под ногами в смутных, приглушенных пятнах света мягко и замедленно покачивались клубы тумана.

Генерал поежился от влажного холода, доставая сигареты, и щелкнул, вернее, чиркнул колесиком зажигалки — странной, похожей на цилиндрик. Длинный, но какой-то хилый, робкий, с копотью, желтый язычок пламени на секунду высветил искрящийся каплями влаги воздух.