Над пропастью во сне: Мой отец Дж. Д. Сэлинджер
Шрифт:
Когда в этом году пришел День благодарения, мне было за что благодарить судьбу. На короткий период все мои звезды высыпали на небеса. Даже мама правильно повела себя в отношении мужчин. Раньше она водила к нам домой молоденьких мальчишек. Таких, как Алекс, студент колледжа, с которым она встречалась: однажды он явился ко мне в комнату, надутый, как индюк, собираясь прочесть классную нотацию типа «папочка лучше знает» — надо, мол, относиться добрее к моей бедной, милой маме; а у самого еще только-только ломался голос. «Ослиная задница, — сказала я с усталым, полным отчаяния презрением. — Убирайся на хрен из моей комнаты» [206] .
206
И
Я рассказала папе, как Алекс пытался со мной поговорить, а я обозвала его ослиной задницей. Папа рассмеялся и спросил: «Ты в самом деле так его назвала?» — «Угу». — «Бьюсь об заклад, он был потрясен». Я пожала плечами — я не собиралась произвести впечатление, я просто назвала вещи своими именами. Что я в действительностичувствовала, милого Алекса никак не касалось. А чувствовала я вот что: да кто ты такой, черт тебя возьми, чтобы говорить со мной, особенно о матери: мальчишка, сопляк. Да как ты смеешь.
Перед Днем благодарения мать начала встречаться с мужчиной. С настоящим, взрослым мужчиной, одним из двух настоящих, взрослых мужчин, с какими она на моей памяти встречалась. Второй, Алан Т., до сих пор играет важную роль в жизни брата и моей. Общение с ним доставляло истинное удовольствие — и когда я была ребенком, и потом, когда выросла; но, помимо всего прочего, не знаю, что бы я делала без Алана в некоторые переломные моменты моей жизни; он тогда служил связующим звеном между мной и реальным миром — в случае, например, когда при разводе мой адвокат стал клеиться ко мне, грозясь, что выставит непомерный счет, если я откажусь его удовлетворить. Алан свел меня с «большими шишками», конкретно — со своим старым приятелем, адвокатом, который занимался разводами «звезд», и тот в мгновение ока поставил на место этого мелюзгу. Алан, в отличие от моих родителей, всегда был рядом; недаром ведь говорят: «Когда Бог закрывает дверь, Он открывает окно».
Хотя Алан сыграл более важную роль в моей жизни, здесь я пишу о Рее, потому что Алан так долго был нам близок, что мне кажется, будто я знала его всегда. Не помню, когда Алан начал встречаться с мамой; думаю, они познакомились еще до того, как она узнала моего отца; зато помню, как тяжело я переживала их разрыв, случившийся как раз тогда, когда мне был обещан визит к моему герою, Стиву Маккуину, самому красивому мужчине в мире: как он ездил на мотоцикле в «Большом побеге», одной из серий фильма Алана, «Дело Томаса Кроуна», — а может, это был «Буллит», я не помню. Алан все равно повез бы меня, но мать запретила, твердя что-то о Фэй Данауэй, — как он, дескать, может [207] .
207
Судя по всему, он в то время встречался с мисс Данауэй, во всяком случае, мать так думала; я точно не знаю, только помню, с каким змеиным шипом произносила мать ее имя.
Встретившись с Реем, я сразу поняла, что он, как и Алан, не пытался понравиться мне, чтобы угодить моей маме. Дети чуют это за милю. И душок препротивный, поверьте. Кажется, Рей был вдовцом, хотя я не уверена, и с ним жил его сын. Он любил сына, и хотя Скип учился в старшем классе — а в этом возрасте мальчики не очень-то склонны выказывать свою любовь к родителям, — сразу бросалось в глаза, что Скип тоже любит папу. Рей сообщил мне, что Скипа не всегда звали Скипом. До шестого класса его звали Билли. Однажды он пришел домой из школы и сказал: «Па, я хочу, чтобы меня звали Скип» — и это было решено. Рей, казалось, не замечал тяжелой брони, в которую я облачалась. Он по-медвежьи обхватывал меня, хлопал по спине, словно я была маленькой девочкой. И ни разу не оставался у нас ночевать. А если бы и остался, то только как муж, а не просто потрахаться. Даже когда мы вместе пошли в поход, я не должна была поминутно прикидывать, чем они заняты, и не увидит ли брат, как они «делают это». Даже такой мысли у меня не возникало. Он без конца возился с моим братом, и я чувствовала, что сама могу расслабиться и отдохнуть.
Мы с братом совсем недавно припоминали этот поход. Мы оба удивились, как крепко засел этот уик-энд в нашей памяти. «Красный мяч, — сказал он, — помнишь, дул ветер, и я уронил в озеро мой красный мяч, и Скип поплыл на лодке через озеро, и достал
Мы единственный раз ночевали в доме у Рея: это было после похода, когда разыгралась вьюга. Он рассудил, с позиции здравого смысла, что нам лучше остаться, чем ехать еще двадцать миль от Хановера до Корниша. Утром Скип отвез меня в школу на своем MGB. Скип, надо сказать, был не только на редкость добрым и отзывчивым мальчиком, но и самым красивым во всем своем классе. Не одна я так думала. Он носил волосы коротко подстриженными на висках, но с длинной челкой типа «Встречайте Битлз», и все время встряхивал головой, потому что пряди лезли в глаза. «О боже мой, Рэчел: я, может быть, стану Скипу сводной сестрой». Хиханьки и хаханьки, и «О боже мой», и непритворное оживление Рэчел. «У него такая классная гостиная, с большими окнами, все такое светлое, новое». Они жили в одном из немногих тогда «современных» домов. «Может быть, в ближайшее Рождество мы поставим елку в гостиной, и утром придем за подарками, и Скип будет в пижаме». — «О боже мой, Пегги, вот эээто круууто. Повезло тебе». — «…Ладно, будем надеяться, что она не пустит все прахом».
Рэй повез нас на «Экспо-67» в Монреаль. Там везде были громкоговорители, и отовсюду звучала новая песня Биттлз «Все, что тебе нужно, — это любовь». Мы стояли в огромных очередях, на ровных, как в Форт-Лодердейле, дорожках, чтобы войти в павильоны самых разных стран. Павильон. Правда, красивое слово? Каждый из нас выбрал какую-то страну. Я выбрала Испанию — думаю, за яркие цвета. Мама выбрала Францию. Во французском павильоне, в ресторане, они заказали блюдо под названием «бифштекс по-татарски»; и, по-моему, он был просто сырой. Меня чуть не стошнило.
Я горела желанием рассказать об этом моему приятелю Дэйву, когда мы вернулись.
«Дорогой /зачеркнуто/ это слишком личное. Дэвиду.
Нравятся тебе уроки по искусству? Думаю, они O.K. — только немного странные. Я рисую всяких чудаков. Надеюсь, что смогу пойти на вечеринку. Уилл — дебил. Рэчел его терпеть не может.
ПАРЕНЬ, Я ТЕБЯ ТОЖЕ ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ, ХА-ХА-ХА.
Я хотела сказать совсем обратное. Ха-ха-ха.
В День благодарения мы ездили на Экспо и родители меня заставили попробовать кусочек бифштекса по-тартарски. Знаешь, что это такое? СЫРОЕ мясо!!! Мистер Бромли застукал меня, когда я писала, а теперь я — на английском.
Мы с Рэчел теперь враги, потому что Рэчел реунует, что мне нравится Анна, а Рэчел не любит Анну.
Л. (почти-почти — и скверно).
Пегги Блевота-Рыгота».
Кто мог бы передо мной устоять? К счастью, я все равно ему нравилась. Уроки рисования были странными потому, что учитель, мистер Бромли, ходил с сестрой одного мальчика из моего класса. Она училась в старшем классе, и под ее фотографией в ежегоднике было написано: «Безумно любит Боба Дилана и Бромли… виртуозно прячет сигареты в рукав, когда выходит из класса, направляясь в……?»
Однажды Анна подслушала, как мистер Бромли обсуждал с мистером Лэвеллом, учителем математики, такую проблему: по-настоящему ли мы, дети, его понимаем. Бэ-э-э-э. На уроках по искусству я обнаружила, что если катать по парте резиновый клей, слой за слоем, целый урок, то получаются отличные супершары. Когда Гэйл устроила вечеринку в честь моего дня рождения, ребята надарили мне всяких подарков — подарили, в частности, вазу из резинового клея, которую я сама вылепила: это была шутка, потому что ваза была единственным, что я произвела на уроках по искусству. Родители Гэйл обвинили меня в том, что я, якобы, нюхаю клей, и всех разогнали. Ребята знали, что это неправда, но родители им не поверили. Вообще-то не их вина, что они так подумали, но это было так глупо [208] — если бы они нас действительно знали, сама мысль о том, что кто-то из нас нюхает клей, просто не пришла бы им в голову.
208
Яшма вела себя как дура: в прошлом году, на похоронах матери Рэчел я увидела мать Гэйл и страстно, неудержимо захотела подойти и убедить ее, что я этого не делала. Я едва сдержалась.