Над Тиссой (из пограничной хроники)
Шрифт:
– Но… если они заберут Граба, то он может и нас потянуть за собой.
– Не потянет, будь уверен. Об этом успели позаботиться.
– Слушаюсь! – ответил Скибан и про себя добавил: – «Может быть, и я когда-нибудь окажусь лишним?.. – Он усмехнулся. – А с кем же они останутся?»
– Поехали! Да не торопись: подгадай так, чтобы к вокзалу подкатить тютелька в тютельку.
Высадив Кларка в тихом переулке, неподалеку от яворского вокзала, Скибан уехал. Ни фары, ни задний свет он не включал до тех
Улица, густо обсаженная декоративными японскими вишнями, вывела Кларка к железным ступенькам крутой лестницы. Впервые в своей жизни видел Кларк эту лестницу, но он уверенно, будто делал это в тысячу первый раз, поднялся наверх и очутился на высоком пешеходном мосту, перекинутом через многочисленные железнодорожные пути.
Шагал он, беспечно раскуривая толстую самокрутку, гремя подковами по дощатому настилу. Звенели ордена и медали. Свежий затисский ветерок трепал полы шинели. Пылевидный дождь кропил пряди волос, выбившиеся из-под фуражки.
Кларк прошел мост, спустился по лестнице, и как раз в это время мимо него промчался длинный состав пассажирских вагонов московского поезда. Кларк глянул на часы: аккуратно! Все, решительно все выходит так, как планировал!
Демобилизованный старшина незаметно возник из привокзальной темноты и легко затерялся на шумном многолюдном перроне среди солдат-отпускников, следующих в свои части, расквартированные за границей. Вместе с ними он вошел в ярко освещенный вокзал. Оглядываясь вокруг, проговорил:
– Вот и край советской земли. Еще час, два – и опять чужая сторона. Эх, доля ты, доля солдатская…
Как и рассчитывал Кларк, его слова задели душевные струны идущих рядом с ним молодых людей. Один из них, круглолицый, краснощекий, тоже старшина, с артиллерийской эмблемой на погонах, сказал:
– Молчи, друг, не расстраивай…
– Понимаю, – Кларк подмигнул. – От молодой жены уехал?
– Как в воду смотрел. А ты почему без погон? – спросил старшина, когда они расположились на скамьях зала ожидания.
– Относил я свои погоны честь по чести, хватит. Теперь я – демобилизованный. Завидуешь, а?
Артиллерист вздохнул.
– Мне бы еще хоть недельку побыть в отпуске.
– И месяца бы тебе, браток, не хватило. Счастливые дней не считают. Как она, твоя молодая сударыня, величается?
– Клавой до сих пор звали, – застенчиво улыбнулся артиллерист.
– А тебя?
– Грицьком. Григорий Воловик.
– Гриша, значит. А меня – Иваном. Иван Белограй. – Кларк достал кисет с махоркой. – Кури, Григорий батькович, – верное средство от тоски.
Артиллерист сделал самокрутку и, глубоко затянувшись, сквозь дым дружелюбно посмотрел на собеседника.
– И
– Недавно. В этом месяце.
– А где служил?
– Та-ам, – Кларк кивнул на запад. – В оккупационных войсках.
– И куда же теперь?
Кларк смущенно опустил голову, надвинул на глаза фуражку.
– Путь мой прямой, а вот не знаю, что выйдет, – ответил он уклончиво. – В общем, слепой сказал: побачимо.
– А все ж таки куда устремился? – любопытствовал артиллерист.
– Да так, есть на земле один заветный уголок. – Кларк поднял голову, подмигнул. – Нацелился я, браток, на колхоз «Заря над Тиссой», на Гоголевскую улицу, на дом номер 92, где живет Терезия Симак. Слыхал? Те-ре-зия!..
Хмурое лицо старшины-артиллериста постепенно прояснилось.
– И кем же тебе она доводится, эта самая Терезия? – спросил он не без лукавства. – Теткой? Бабушкой?
– Еще и сам не знаю, если правду тебе сказать. Пока – мечты большие.
– Чего ж ты сидишь тут, а не бежишь к ней? – удивился артиллерист.
Демобилизованный старшина с тоской посмотрел на темное ночное окно.
– Рад бы в рай, да грехи не пускают… – Он помолчал и серьезно добавил: – Куда пойдешь на ночь глядя? Места малознакомые, еще того этого… на границу наткнешься. Подожду лучше до утра. – Он постучал ногтем по стеклу часов. – Время-то как медленно тянется! Выпить чайку, что ли? Составишь компанию, друг?
Артиллерист вывернул карманы шаровар.
– Неподходящий я для тебя компаньон.
– Ничего, пойдем.
Кларк схватил за руку старшину и потащил его за собой.
Поднимаясь по крутой открытой лестнице на второй этаж, где помещался ресторан, он пытливо и осторожно, не оборачиваясь, косил глазами: не привлек ли он к себе внимания? Нет, как будто никто не следил за ним.
В просторном зале ресторана было многолюдно. Они сели за свободный столик, заказали водки, пива, закуску.
Пили и ели медленно: «демобилизованный» все рассказывал, какая у него Терезия, как и когда он ее полюбил, как решил ехать к ней, а старшина-артиллерист только слушал, одобрительно поддакивая и грустно улыбаясь.
Кларк говорил с таким самозабвенным увлечением, так пожирал глазами своего собеседника, что, как казалось со стороны, ничего не видел и не слышал вокруг себя. На самом же деле он ни на одно мгновение не терял власти над собой, беспрестанно контролировал каждого человека, находившегося в обширном зале, – не заинтересовался ли кто-нибудь им? Другим Кларк и не мог быть на советской земле. Постоянная настороженность – теперь это его обычное состояние. Он, как человек тайной жизни, все время должен быть уверенным, что отлично исполняет свою роль, что находится вне подозрений.