Над тремя морями
Шрифт:
– Захар!
Я поворачиваю голову в сторону своего соседа.
– Борька!
На меня смотрят веселые светлые глаза давнишнего друга по летной школе в Ейске. Вот где довелось встретиться с Щербаковым!
Через минуту-другую я уже знаю, что летчик-истребитель Борис Иванович Щербаков был ранен в воздушном бою разрывным снарядом. У него началась газовая гангрена. Выхода не было, чтобы спасти ему жизнь, ногу ампутировали выше колена. И вот, странное дело, я замечаю, что Борис немного завидует мне.
– Ты счастливчик, Захар, по
– Чудак ты, Борис, безногий летчик все равно что скрипач без пальцев рук или слепой художник...
– Будешь летать, Захар, и за меня отомстишь!..
Как я благодарен Борису за то, что он мне говорит, хотя не очень верю в то, что снова буду летать. Все-таки это большое счастье, что встретил участливого друга! Мне хочется еще и еще спорить с ним, чтобы он возражал, доказывал мне, что я вернусь в авиацию.
Борис так и делает.
И профессор Дженалидзе вселяет в меня веру. Профессор делает мне уже седьмую по счету пересадку кожи.
– Будете летать, молодой человек, - говорит он. - Сначала ходить, а потом и летать. Только терпите и слушайтесь врачей...
После семимесячного лечения в Кирове медицинская комиссия в госпитале решила меня демобилизовать. Я попросил бумаги и чернил и тотчас же написал протест. Помогло, меня признали "ограниченно годным к военной службе" и направили в Москву.
...Я пишу рапорт. Зачеркиваю и снова пишу... Наконец останавливаюсь на такой редакции:
"Разрешите мне отомстить за те раны, которые нанесли фашисты нашему народу и мне. Уверен, что смогу летать на боевом самолете и уничтожать фашистов в воздухе..."
И вот мой рапорт отдан дежурному офицеру Наркомата Военно-Морского Флота. За ответом я должен явиться на следующий день.
В наркомате мне сразу же вручили пропуск... Адъютант сразу же докладывает обо мне наркому. Волнение усилилось - сейчас решится моя судьба.
– Товарищ старший лейтенант, можете войти, - приглашает адъютант.
Я стараюсь держаться ровно и идти молодцеватой походкой, ведь от этого многое зависит.
Нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов поднимается мне навстречу:
– Как себя чувствуете, товарищ Сорокин?
– Спасибо, хожу вполне устойчиво...
– Хорошо, присаживайтесь.
Я шагнул к креслу и пошатнулся. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за край письменного стола. Адмирал заметил это и улыбнулся.
– Не волнуйтесь, товарищ Сорокин... Скажите, что же вас заставляет так упорно стремиться вновь сесть на истребитель?
– Хочу мстить врагу... За Сафонова, за боевых друзей, за свои раны.
Подумав немного, Кузнецов снял телефонную трубку и попросил связать его с генерал-лейтенантом Жаворонковым.
– У меня старший лейтенант Сорокин, - сказал нарком. - Думаю направить его в наш центральный госпиталь... Пусть там определят его годность к летной службе.
Кузнецов обернулся ко мне:
– Вот что, товарищ Сорокин. Придется вам пройти комиссию. Если комиссия не обнаружит никаких физических недостатков, кроме неполноценных ног, разрешим летать...
Через несколько минут я уже ехал на легковой машине наркомата в центральный военно-морской госпиталь.
Здесь меня продержали около двух недель. Наконец я получил драгоценный документ, в котором говорилось:
"В порядке индивидуальной оценки Сорокин 3. А., старший лейтенант, признан годным к летной работе на всех типах самолетов, имеющих тормозной рычаг на ручке управления".
И вот Захар Сорокин снова на Севере, в своем родном, сафоновском полку, 'командиром звена первой эскадрильи, в которой служил раньше, до ранения.
После нескольких тренировок начал полеты на боевое патрулирование. Самолет послушен его воле, его рукам.
В феврале 1943 года, летая с протезами, сбил первый самолет противника - МЕ-110. А к 19 марта 1944 года на счету гвардии капитана Сорокина было 13 сбитых самолетов врага.
Конец августа 1944 года. Возвращаясь с боевого задания, Сорокин услышал по радио голос своего командира полка:
"Гвардии капитан Сорокин Захар Артемович! Поздравляю с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза!"
Радостно и гордо ответил Сорокин в микрофон: "Служу Советскому Союзу!"
В том же году Сорокин был назначен старшим штурманом 2-го гвардейского истребительного авиационного полка.
Как-то я проверял готовность этой части на прикрытие конвоя наших союзников, идущего в Мурманский порт. Все время меня сопровождал гвардии капитан Сорокин. И я не мог не заметить, с каким уважением обращается к своему штурману летный состав части. Много раз слышал я относившиеся к нему теплые слова: "Наш Захар".
Захар Сорокин был настоящим вожаком авиаторов во всех их ратных делах.
Кончилась война, и он уволился в запас. И до конца своих дней (умер он в 1979 году) активно работал по военно-патриотическому воспитанию молодежи.
Среди летного состава разведывательной авиации флота большой популярностью пользовался командир эскадрильи 118-го РАП Герой Советского Союза Леонид Ильич Елькин"
Воздушная разведка на Севере сопряжена с большими трудностями. Все побережье Северной Норвегии изрезано фьордами, заливами, островами. Берега глубоководных фьордов имеют скалистый, горный рельеф, сопки дают на воде резкие тени, позволяющие противнику тщательно маскировать свои корабли и транспорты. Хорошо развитая аэродромная сеть позволяла противнику базировать значительные силы истребительной авиации для прикрытия важных военных объектов на побережье Северной Норвегии и особенно своих конвоев на прибрежных коммуникациях Нарвик - Киркенес - Петсамо.