Над законом
Шрифт:
– Подробности, – вдруг охрипшим голосом потребовал он.
Илларион принялся излагать подробности, почти не отступая от истины – на данном этапе сокрытия требовала лишь сделка, заключенная им с усатым участковым. По мере того, как он рассказывал, лицо его собеседника наливалось кровью. Он даже не заметил, как копошившийся в камине охранник встал, наконец, на ноги и с трудом, придерживаясь за стену и оставляя на светлых обоях длинный серый след, побрел в коридор, поматывая головой, как одолеваемая
– Таким образом, – подвел он итог, – я не только не заработал здесь ни копейки, но и остался на бобах. Машина и ружье – сущие мелочи, а я не привык мелочиться, но, поверьте, это последнее, что у меня было. С этой машиной я прошел огонь и воду.., впрочем, вам это неинтересно. Скажу только, что немного обидно: какие-то сопляки в пуговицах, не способные двух слов связать по-русски, вытряхнули меня, можно сказать, из последних штанов, как последнего щенка.., да и вас, судя по всему, тоже.
– Ну, меня-то, положим, не так просто вытряхнуть из последних штанов… – задумчиво сказал Старцев.
– Все материальное преходяще, – быстро вставил Илларион.
Сергею Ивановичу очень не понравился заключенный в последних словах намек, но он решил придержать свое недовольство при себе.
– Егерь успел что-нибудь сказать? – спросил он.
– Успел, – ответил Илларион. – Немного, правда, но зато по существу.
– Что же?
– Сколько? – вопросом на вопрос ответил Илларион.
– Одна-а-ако, – протянул Старцев. – Да ты наглец, приятель. Так откуда ты, говоришь, к нам такой приехал?
– Из Москвы, – ответил Илларион, давя окурок на ковре каблуком ботинка.
Хозяин заметно вздрогнул.
– Из Москвы?
– Ага, – лениво подтвердил Илларион и совершенно лег в кресле. – Удобное кресло, – похвалил он.
– Слушай, – сказал Старцев, крепко потерев щеки обеими руками, – давай начистоту. Ты от Тихаря?
Илларион неопределенно пожал плечами – ситуация принимала непредвиденный и очень интересный оборот, из которого следовало выжать все, что возможно. На секунду в нем вспыхнуло раздражение: в конце концов, он приехал сюда просто отдохнуть, а вовсе не играть в казаки-разбойники.
Потом он вспомнил крутые желваки на щеках усатого милиционера, сухой ломающийся голос учительницы Виктории, поджатые губы бабы Веры и мысленно махнул рукой: отдых все равно пропал, а кое-кого здесь давно следовало поставить на место.
– Может быть, да, – медленно говорил он, разглядывая носок своего ботинка. Ботинок давно нуждался в чистке. – А может быть, и нет.
– Ч-черт, – прошипел Старцев и, вскочив, несколько раз пробежался из угла в угол. – Да наплевать! Если ты от Говоркова, так ему и передай: Старцеву скрывать нечего и бояться некого.
– По тебе этого не скажешь, –
Говорят же тебе: я сам по себе. Так сколько будут стоить последние слова незабвенного Борисыча?
– Пять процентов, – решительно сказал Старцев, плюхаясь обратно в кресло. – При условии, что ты сможешь вернуть товар.
– Мало, – сказал Илларион.
– А на что ты рассчитывал? Я сам работаю из процента. В этом деле столько людей, что я просто не знаю пока, где взять для тебя даже эти пять…
– Но это не мои проблемы, – настаивал Илларион. – Мне нужны восемь процентов от выручки, моя машина, мое ружье и мой телефон.
– А могила в лесу под елкой тебе не нужна? – вызверился Старцев, услыхав про восемь процентов.
– А тебе? – спокойно спросил его Илларион. – Что ты своему Тихарю скажешь, балда? Ты думаешь, твои лизоблюды тебе товар обратно доставят?
В общем, я пошел, а ты подумай. Только думай быстрее, пока ребята с той стороны не нашли, кому твой товар толкнуть.
Сергей Иванович так громко скрипнул зубами, что Илларион насторожился и завертел головой, решив, что это открывается потайная дверь в стене.
– Согласен, – сказал Сергей Иванович. – Но учти, залетный: пуле пальцы не сломаешь и челюсть не вывихнешь. В такое дело ввязываешься, что либо грудь в крестах, либо голова в кустах.
– А я другими делами и не занимаюсь, – совершенно искренне ответил Илларион. – Привык.
– Ишь ты… Так что егерь-то сказал?
– Борисыч? Что-то вроде того, что баба какая-то была с ними.
– Ты ее видел?
– Бабу? Как-то мне, знаешь, было не до баб. Мне в тот момент хватало мужиков.
– А машины?
– Две. Одна белая – «мазда», кажется, другая – темный «Москвич». Красный, вроде бы…
– Вишневый, – поправил Старцев.
– Может, и вишневый. Темно было.
– Ирма. Точно, она. Вот тварь!
– Насчет этого не знаю, не проверял.
– Вот что, московский. Ирму надо будет убрать.
Сделаешь – сможешь новую тачку купить, даже если старая пропадет.., даже если товар не вернешь, понял?
– Что ж тут непонятного? Фотография есть?
– Ты что, больной? Какие фотографии? Она же курьер.
– Так что же мне теперь, всех баб на той стороне зачистить? Как она хоть выглядит-то?
– Ну, шатенка… Красивая, сволочь. Ноги там и все прочее… В общем, кинозвезда.
Илларион постарался ухмыльнуться как можно плотояднее.
– Это хорошо, – сказал он.
– Особенно не увлекайся, – предупредил его Старцев. – От нее чего угодно можно ждать. И вот что: жить будешь прямо тут, комнату тебе покажут.
– Это еще зачем?
– Во-первых, чтобы был все время под рукой…
– А во-вторых?