Надейся только на себя
Шрифт:
«Только не сломаться сразу, – твердил себе Роман. – Мое спасение – в моем молчании. Выдержать первый натиск, потом будет легче…»
Вдруг сверлящая боль пронзила его с ослепительной силой. Он закричал и захлебнулся криком, ничего уже не соображая. Боль, к которой он себя готовил, изумила и потрясла его до основания. Теперь он ни о чем не думал, весь сосредоточившись на том месте, через которое боль вошла в него. Казалось, после того что он только что испытал, там не осталось ничего, кроме обожженного куска мяса. Сознание вдруг странно начало меркнуть и раздваиваться, рисуя нелепые, фантастические
– Ты русский шпион? – услыхал он новый вопрос.
Способность адекватно мыслить неохотно вернулась к нему. Значит, он еще не сошел с ума и готов вынести новый разряд. И еще один, и еще… О, господи, спаси и сохрани мою несчастную душу, ибо сохранить тело не в силах даже ты.
Эти изверги знают свое дело и будут терзать его до тех пор, пока он не заговорит. Или не сойдет с ума, что было бы сейчас самым заманчивым выходом. Но до этого еще надо выдержать целый океан боли…
– Ты русский шпион? – рявкнул палач над самым ухом. – Гавары!
– Вы ошиблись… – бессильно клонясь головой к плечу, прошептал Роман. – Я не шпион… Я журналист… Это ужасное недоразумение…
Снова все его тело потряс приступ немыслимой сверлящей боли. Он забился и зарычал, выгибая грудь так, что ребра едва не прорывали кожу. Затем весь обмяк и повис на стуле. Внутри, снаружи, внизу, вверху, в коже, в костях, в позвоночнике – везде все дрожало и пульсировало в ожидании новой порции страданий. Рассудок почти не повиновался ему и жил лишь ощущениями терзаемой плоти.
Это невозможно – терпеть такую боль. У человека нет на это сил. Он слишком слаб, его нервная система не в состоянии противостоять подобному испытанию. Нет, ему больше не выдержать. Рассказать им все – и пусть его милосердно пристрелят. Антон поймет, что с ним произошло несчастье, и предпримет меры, чтобы себя обезопасить. А не успеет, что ж, так тому и быть. Лучше быстрая смерть, чем такие муки. А что касается позора, то, в принципе, безразлично, как его потом будут вспоминать. Мертвым все равно, мертвые сраму не имут. Но только избавить себя от этого… Он уже погружался в спасительную трясину беспамятства, когда его вернул к жизни очередной вопрос.
– Ты знаешь Павлова?
– Да-а… – выдавил Роман. – Я знаю Павлова.
– Что ты про него знаешь? Гавары.
Роман помолчал, пользуясь тем, что палачи ждали от него ответа. Он жадно собирал остатки сил, чтобы хоть как-то противостоять своей слабости. Где-то в самой глубине потрясенного сознания в ответ на свирепое насилие над беззащитным телом вспыхнул тонкий лучик ничем не истребимого упрямства. А хорошо они его поджаривают! Душевно. Такого сервиса нигде больше не предоставят. Настоящее супершоу для экстремалов. Что там альпинизм и прыжки с парашютом, «тарзанка» и спелеология, дайвинг и диггерство, разная чепуха типа татуировки и пирсинга? Несерьезное баловство. А вы попробуйте прицепить себе электроды к члену и дать напряжение вольт в триста тридцать! То-то ощущения! Ничего близко рядом с этим не стоит. Сверление зубов без заморозки после этого как ковыряние в носу. Да что там сверление зубов?! Удаление аппендикса без наркоза – детское развлечение. Не верите? Попробуйте сами, не пожалеете…
– Гавары! – поторопил его палач. – Что
– Он младше меня года на четыре… – запинаясь, начал «гаварыть» Роман. – Работает в отделе экономики. В нашей газете он уже шестой год. Вроде человек неплохой. Пишет так себе, но зато старательный. У него две дочки, десяти и двенадцати лет…
Послышался нетерпеливый возглас. Роман, уже зная, что сейчас последует, и ожидая этого, все же не смог удержать дикий вопль. Казалось, его насквозь прожгли раскаленным шилом. Этот разряд был длительнее первых, и он едва выдержал его.
«Вот это дали! – первым делом подумал он, когда боль стала чуть слабее. – Вот молодцы! Надо же, какие старательные. Таких поискать. А ну, еще разок!»
– Что?! – послышался окрик. – Гавары громче!
Похоже, что последние слова он произнес вслух. Чего же они ждут? Ну, давайте, включайте вашу машинку. Кто любит бокс, кто автогонки – а мы разряд тока в промежность. Такие у нас, у русских, приколы!
– Ну, давай! – выдохнул Роман, всхлипывая и заходясь лающим хохотом. – Только тока добавь, а то что-то не пробило в этот раз. Ха-ха-ха!
Что-то звякнуло невдалеке. Он сжал зубы, готовясь встретить и этот натиск. Он держался на тоненьком волоске, который вот-вот готов был порваться. Но все же пока держался, хотя слезы потоком лились по щекам и животный страх перед болью выедал внутренности.
– Где вы там? Ау! Ха-ха-ха! Не уходите, я еще хочу!
Но палачи не торопились возобновить истязание.
Роман почувствовал, что его пробрала неуправляемая дрожь ужаса. Если они сейчас применят новую пытку, ему конец. К характеру этой боли он сумел каким-то чудом приноровиться, но новая боль его доконает. Ему не справиться с собой. Это выше его сил. Это выше любых сил. Никто не вправе требовать от человека больше, чем он может вынести. Просто потому, что не может, и все. Что бы там ни говорили мудрые психологи из «Аквариума», человеческому терпению есть предел.
И сейчас он наступит.
Он почувствовал, как с него снимают электроды. Что последует дальше? Прицепят их к другому месту? Или начнут просто отрезать яйца? Сколько они его терзают? Час? Больше? Как долго это продлится? Может, не ждать и наконец заговорить? Или еще немного помучиться? Знать бы, что они собираются делать. Хотя чем это поможет? Если пытка продолжится, они его, без сомнения, расколют. И затем пристрелят. Если же пытать больше не будут, то пристрелят прямо сейчас. Вот и весь расклад. Задача с одним неизвестным: либо он все им выложит, либо нет. А все остальное ясно как божий день. Все эти игры чрезвычайно похожи одна на другую тем, что в них не оставляют шансов на выживание.
Что-то острое кольнуло его в предплечье. Ожидая жуткой боли, Роман дернулся и тут же с облегчением понял, что это всего лишь обыкновенный укол. И вслед за тем пришло понимание: ему сделали внутривенную инъекцию. Что это? Яд? Сыворотка правды? Препарат, усиливающий болевой шок? Значит, сейчас все начнется заново…
Но боли не последовало. Его вдруг обволокло чем-то теплым и густым, тело стало легким, точно наполнилось паром, в глазах завертелся радужный шлейф – и больше он ничего не чувствовал и не помнил.