Надежда победителя

Файнток Дэвид

– Есть, сэр, – ответил он и рванул с места в карьер.

– Быстрее, – крикнул я ему в спину. Паульсон мог вернуться в свой кабинет с минуты на минуту.

Вообще-то в Академии бегать по коридорам запрещено, но приказ есть приказ – гардемарин Кин помчался сломя голову.

– Не следовало бы вам брать с собой только неопытного гардемарина, – снова завел свою волынку Кроссберн. Я тяжко вздохнул.

– Ардвелл, я вас умоляю! Буду очень вам благодарен, если вы немедленно заткнетесь.

– Есть, сэр. Ставлю вас в известность, что я намерен подать в Адмиралтейство

письменный рапорт в связи с…

– Валяйте. Жалуйтесь сколько угодно. – Если адмирал Дагани отстранит меня от должности, я буду только рад. Меньше хлопот.

Несколько минут прошло в полной тишине. Наконец прибежали запыхавшиеся гардемарины – Адам Тенер и Томас Кин.

– Гардемарин Тенер по вашему приказанию…

– Взял сумку? – перебил его я. – Отлично. Полетишь со мной на учебную станцию.

– Есть, сэр. – Почему-то Адам был не очень-то удивлен. Наверно, Кин все ему рассказал. Тем лучше.

Мы прошли шлюз, по тоннелю вошли в мини-шаттл. Пилот уже сидел в кабине.

– Мне разрешается говорить, сэр? – спросил Адам.

Вообще-то гардемаринам в присутствии капитана следует открывать рот лишь для ответов, но тут был особый случай. Почему бы не поговорить?

– Разрешается, – согласился я на свою голову. И он заговорил:

– Тогда нельзя ли… то есть… я хотел сказать, можно у вас спросить, в смысле узнать, зачем вы… вернее, почему я здесь? Конечно, я понимаю, что я здесь по вашему приказу, но я имел в виду другое… Извините, что я так витиевато выражаюсь, но я не хотел показаться дерзким, я просто хотел, понимаете, как бы вам объяснить… – Наконец он смущенно умолк, окончательно сбитый с толку собственной бестолковостью.

Вот оно в чем дело! Теперь понятно, за что Бьен послала его на порку. Еще одна такая тирада, и я сам его выпорю! Лучше бы я взял с собой Кроссберна.

– Шаттл к взлету готов, сэр, – доложил пилот.

Я махнул рукой в ответ, по привычке сжал подлокотники, хотя тут, на Луне, в этом не было необходимости. Лунная сила тяжести в шесть раз меньше земной, преодолеть ее намного легче, поэтому больших перегрузок, от которых перехватывает в груди, не будет.

Откинувшись на спинку кресла, я закрыл глаза. Через несколько минут гул двигателей стих. Шаттл летел по инерции. Я ослабил ремни безопасности. Адам сидел тише воды ниже травы, боясь навлечь на себя мое грозное внимание. Зря я спас его от экзекуции. Эта лечебная процедура очень бы ему помогла. Надо хотя бы сделать ему внушение.

– Мистер Тенер, офицер должен выражаться ясно и четко, а не нести ахинею, – строго сказал я.

– Да, сэр. Простите, очень сожалею, больше ничего не буду говорить.

– Неудовлетворительно!

– Так точно, сэр! – отчеканил он. – Что прикажете, сэр?

– Спроси у меня то, что пытался спросить до взлета.

– Я хотел узнать, зачем мы летим! Я хотел выразиться вежливо, сэр!

– Взгляни на меня, салага!

Его голова послушно крутанулась ко мне. Я схватил его за руку, ткнул ею себе в грудь. Бедняга отдернулся, как ошпаренный.

– Видишь, я человек, а не Бог! –

внушал я. – Да, я начальник Академии, мне дана власть пороть тебя и даже отправить в отставку, но это не значит, что ты должен мямлить передо мной, как пришибленный!

– Простите! Пожалуйста! – взмолился он и заплакал.

– Адам… – Ну что ты с ним будешь делать? Сущий ребенок! Эх, лучше б я полетел один, а теперь поздно. Придется объяснить ему кое-что, хотя я так не люблю эту тему. – Скажи, Адам, как ты воспринял мое назначение на должность начальника Академии?

– Я… я был очень рад. Раньше я… я даже боялся мечтать о такой чести… служить под вашим началом.

– Почему?

– Сами знаете. Вы же прославленный герой.

– Слышал я о себе такое. Но я не герой.

– Вы же сделали такое… такое!

– Со страху наложил в штаны, – фыркнул я.

– Но это не умаляет ваш подвиг.

– Где тебя нашел Кин?

– В приемной Паульсона, сэр. Он должен был меня высечь.

– Боишься порки?

– Еще бы! – Он отвернулся к иллюминатору. – Конечно, боюсь.

– Но ведь тебя уже не раз секли, значит, ты знаешь, что можешь выдержать порку.

– Конечно, выдержу, сэр.

– А теперь скажи вот что. Если ты когда-нибудь так достанешь меня своей болтовней, что я отправлю тебя в отставку, что ты сделаешь? Покончишь жизнь самоубийством?

– Самоубийством? – ужаснулся Адам.

– Да. Захочет ли твой отец после этого разговаривать с тобой? Потеряет ли жизнь для тебя смысл?

– Нет, сэр, жизнь не потеряет смысла. И отец по-прежнему будет любить меня. Конечно, он не перестанет разговаривать со мной.

– Ну вот, ничего страшного я тебе сделать не могу. Значит, ты тоже можешь быть героем.

– Не понимаю, к чему вы клоните, сэр. – Бедняга Адам действительно ничего не понимал, судя по его растерянной физиономии.

– В той пресловутой истории с космической рыбой, которая вернула «Дерзкого» в Солнечную систему, мне тоже нечего было бояться. Я пошел на таран только потому, что спасения уже не было. Просто мне хотелось перед смертью убить еще одну рыбу. Журналисты изобразили меня героем, вдолбили всем в головы, будто я совершил подвиг, а на самом деле корабль спасся совершенно случайно. Возьмем другую историю, со взрывом орбитальной станции Надежды. Тогда я не знал и не мог знать, что ядерные взрывы уже разрешены, поэтому думал, что совершаю тягчайшее преступление. А подвиг и преступление, как ты понимаешь, совершенно разные веши.

Я не мог смотреть ему в глаза, воспоминания жгли меня. Помолчав, я собрался с силами и продолжил:

– А тебе, как это ни смешно, нужен настоящий героизм, чтобы говорить со мной кратко и четко, а не мычать, как теленок. Это же так просто! Открыл рот, сказал, что тебе надо, закрыл рот. Вот и все! Я ведь разрешил тебе говорить, так чего ты мямлил?

– Я не был уверен, что… Вернее сказать, я боялся, что покажусь дерзким, – снова забормотал он.

– Тогда молчал бы. А ты пытался говорить, извиняться и молчать одновременно. Делай что-то одно.