Надежда узника
Шрифт:
– Конечно. – Он убрал руку. – Терпение, терпение… Сплошное терпение, бесконечное ожидание. – Он сел, отшвырнул одеяло. – Зачем меня сюда привели?
– Это не карцер, а лазарет. – Может быть, в самом деле запереть его в карцере? Оттуда он точно не сбежит, и повеситься там не на чем.
Когда я рассказал Анни о тяжкой беседе с Алексом, она уверенно заявила:
– Я с ним поговорю! Я знаю, что это такое, когда не хочется жить. Это плохое чувство. Не правильное. Я ему объясню. Знаешь, Никки, когда тебя долго не было, я тоже хотела себя убить. А теперь не хочу. Не уходи больше надолго,
– Я тебя очень люблю, Анни.
Она прижалась ко мне.
– Никки, обещай, что никогда меня не бросишь. – Произношение ее стало правильным, четким:
– Я не могу без тебя.
Я закрыл глаза и горячо молился. Господи, сделай так, чтобы она выздоровела. Пусть у нее все будет хорошо после моей смерти.
Джеренса освободили и перевели в другую каюту. Алекс все еще лежал в лазарете.
При моем появлении в офицерской столовой все замолкали, разговор обрывался на полуслове, а Томас Росс сразу уходил прочь, чтобы не дышать со мной одним воздухом. Брэм Стейнер снова попросился во временную отставку.
Я регулярно просматривал бортовой журнал. Количество нарядов гардемаринам уменьшилось, а Толливер вообще прекратил их давать. Это меня порадовало.
Моя челюсть страшно болела, зубы медленно прорезывались сквозь распухшие десны. Иногда на короткое время боль уходила, но потом давала о себе знать с новой силой. Однажды я сорвался, накричал на Рикки Фуэнтеса за ошибку в решении задачи по навигации и тут же весь перекосился от жуткой боли. Томас Росс наблюдал за моими гримасами с демонстративным отвращением. Я послал его на порку к Толливеру. Стейнер выпорол бы слабее.
Дежурить на капитанском мостике я предпочитал в одиночестве. Даже тщательно скрываемое презрение Кана было мне невмоготу.
Время от времени я навещал Алекса, всякий раз со страхом открывал дверь его палаты, но веревки, к счастью, там не оказывалось.
Всего через три дня после выхода из карцера Джеренс устроил дебош в комнате отдыха первого уровня: ругался и прицельно метал в добропорядочных граждан банки из-под напитков. Гардемарин Росс наивно схватил шалуна за шкирку и поволок на второй уровень. Однако Джеренс прикидывался паинькой лишь до лестницы, где снова превратился в отъявленного хулигана и спустил гардемарина по лестнице. Низверженный офицер Военно-Космических Сил распластался и принялся подавать сигналы о помощи стоном. В конце концов три дюжих солата справились с Джеренсом. Лица их сияли. Незапланированное развлечение доставило им массу удовольствия.
Я отволок Джеренса в лазарет. В поисках ампул доктор Зарес обыскал его с ног до головы, и одежду, и тело, а гардемарины обшарили каюту, но наркотиков нигде не нашли.
Я затолкал бедокура в карцер и побрел по кораблю, не чуя под собой ног от усталости; по пути заглянул в столовую, поглазел на поваров, готовивших ужин, потащился дальше. Проходя мимо каюты Стейнера, вяло подумал: а не кинуть ли его тоже в карцер? Пусть поживет там до конца полета. Хотел в отставку – получай. Заглянув в инженерное отделение, я прикрикнул на Сандру, потаращил глаза на экраны, индикаторы и прочую жуть, пошел обратно на первый уровень, остановился у гардемаринской. В эту каюту по традиции капитан
– Проверка! Смирно!
Первым вскочил Толливер, потом Рикки. На шахматной доске стояла сложная позиция. Значит, играли в шахматы. Доска чистая, койки заправлены безупречно. Молодец, Толливер, старый служака! Впрочем, разве иного можно было от него ожидать? Черт возьми, не к чему придраться! Я вышел вон, хлопнув за собой дверью.
У своей каюты я немного остыл, нервы медленно приходили в порядок. Анни в каюте не оказалось. Где она может быть? Я заглянул в комнату отдыха. Перед компьютером сидел Алекс.
– Привет, Сифорт.
– Привет. – Я заставил себя улыбнуться. – Чем занимаешься?
– Читаю, – показал он на экран. – Справочник колониального фермера.
– Ты же не фермер.
– Я никто. Лучше читать это, чем сидеть без дела. Если прикажешь смотреть в стену, я и это буду делать часами.
– Хватит себя жалеть! – рявкнул я и выбежал вон.
Наступило время дежурства на капитанском мостике. При моем появлении лейтенант Кан встал как положено, отдал честь, но когда сел, развернул свое кресло спиной ко мне. Целый час я сидел молча, накапливая злость, и наконец взорвался:
– Мистер Кан, вызовите мистера Стейнера, пусть он сменит вас.
– Есть, сэр, – холодно отозвался он.
Вскоре место Кана занял Стейнер. Несколько часов прошло в тягостной тишине.
Отсидев вахту, я побрел в свою каюту. Анни спала. О, хоть ты утешь, уверь меня, что все будет в порядке! Я нежно погладил ей руку.
Внезапно она встрепенулась, цапнула меня ногтями, откатилась в дальний край постели с визгом:
– Не трогай меня!
– Прости, Анни, я всего лишь хотел…
– Не трогай! Не прикасайся ко мне! – Она с плачем убежала в ванную, заперлась.
Я подошел к зеркалу, посмотрел на свое изможденное лицо. Алекс прав: лучше умереть, чем жить такой жизнью. Весь корабль презирает меня. Даже в своей каюте я не нахожу утешения.
Но перед смертью я кое-что сделаю.
Я вернулся на капитанский мостик. Стейнер вскочил.
– Сидеть и молчать! – приказал я, позвонил Толливеру: – Мистер Толливер, найдите мистера Тамарова и приведите его на капитанский мостик.
Вскоре Толливер и Алекс стояли передо мной навытяжку.
– Компьютер, записывай в бортовой журнал! – решительно начал я. – С этого момента лейтенант Эбрэм Стейнер временно отправлен в отставку по собственному желанию. Он исполнял свои обязанности удовлетворительно, и отставка вызвана исключительно его личной просьбой, – Я повернулся к нему. – Стейнер, вон отсюда!
Побелев, он отдал честь и вышел. Я повернулся к Алексу:
– Компьютер, записывай. Лейтенант Алекс Тамаров отозван из отпуска и возвращается к своим офицерским обязанностям. Конец записи.
– Но ведь я… Я же ничего не помню! – ужаснулся Алекс.
– Научим. Мистер Толливер, назначаю вас помощником лейтенанта Тамарова. – У бедняги Толливера отвисла челюсть. – Помогайте ему во всем, будьте при нем неотлучно. В столовой будете сидеть с ним за одним столом.
– Мистер Сифорт! – взмолился Алекс. – Я не смогу…