Надежда узника
Шрифт:
– Все в порядке, мисс Коннор? – спросил я.
– Да, сэр. Последние пассажиры улетели вчера вечерним шаттлом, за исключением мисс Уэллс.
Значит, делать мне тут абсолютно нечего. Я кивнул:
– Буду в своей каюте.
– Хорошо, сэр. Мисс Уэллс, кажется… э… очень скучает, сэр. – Коннор умолкла и отвела глаза в сторону. Она сообразила, что зашла слишком далеко, коснувшись моей личной жизни.
Однако я не стал ее укорять и покинул капитанский мостик. Стоянка есть стоянка, на ней можно немного и расслабиться.
Едва я открыл дверь своей каюты, как на меня кто-то бросился.
– Что случилось, лапочка? – встревожился я.
– Все нас покинули, все-все беспризорники, одна я здесь осталась, – сквозь слезы залепетала Анни с испанским акцентом, жутко коверкая слова. Такое случалось с ней только в минуты душевного волнения. Мне так и не удалось до конца вытравить из нее глубоко въевшийся уличный жаргон.
Я обнял ее еще жарче.
– Я понимать… Я все понимаю, – запиналась она. Анни старательно выговаривала слова, чтобы не было акцента. – Адмирал уже сказал тебе, куда ты полетишь дальше?
– Нет еще. – Я снял китель, повесил его в шкаф. Теперь треть всех кораблей Военно-Космических Сил охраняли Надежду от космических рыб. Я почти разуверился в том, что из всей этой кучи выберут именно меня, чтобы доставить беспризорников на планету Окраина.
Нам с Анни предстояло расстаться. Мы оба знали об этом. Единственной возможностью избежать вечной разлуки была свадьба. Я не знал, согласится ли Анни. Мне было известно только одно – брак с ней погубит мою карьеру. Адмиралтейство было известно своей консервативностью. Моя молодость и строптивость уже восстановили против меня большую часть генералитета. Если же я вдобавок женюсь на беспризорнице – представительнице бесчисленных и презренных банд, которые терроризируют все крупные города Земли, – то навсегда попаду в черный список. Конечно, прямо мне об этом не скажут. Просто-напросто я буду отстранен от полетов без каких-либо объяснений.
– Внизу мне встретился Алекс, – сообщил я. На «Порции» она практически не была знакома с лейтенантом, видела его лишь издалека и знала только, что он один из моих офицеров.
– Никки, я много думала, – спокойно промолвила Анни. Теперь ее произношение стало идеальным, что невольно вызвало у меня улыбку. – Знаешь, нехорошо нам оставаться на корабле. У меня больше не будет случая увидеть Надежду, да и тебе надо немного походить по твердой почве. Сколько можно жить на корабле? Возьми меня с собой на эту планету, покажи ее. Как ты на это смотришь?
– Для меня она полна воспоминаний, – осторожно ответил я. Разве можно водить Анни по тем же самым местам, где я так счастливо проводил время с Амандой? Как сравнивать этих женщин? Нет, это слишком жестоко. К тому же сравнение было бы явно не в пользу Анни.
– Я хотеть… я хочу знать все о твоих воспоминаниях, – настаивала она, снова разволновавшись. – Никки, пойми, твоей жены нет! Она умерла. Она никогда не придет. Тебе надо жить. Жить без нее. Пойми.
Конечно, Анни была права, но мне от этого было не легче. Правда и то, что я ей многим обязан. Анни немало сделала для меня. Пришлось согласиться.
– Ну что ж, если ты этого хочешь… Хорошо, мы снимем квартиру внизу. Я
Я решил показать ей плантации. Агроном Эммет Бранстэд, с которым я познакомился на борту «Дерзкого» и даже вынужден был взять его на службу из-за недостатка экипажа, теперь тоже был здесь, на Надежде. Он попал сюда раньше меня, пока я валялся по госпиталям Лунаполиса. Помнится, поначалу Бранстэд казался мне слишком высокомерным и раздражительным, но позже, приняв присягу, он зарекомендовал себя добросовестным работником. Между нами установились хорошие отношения, и он передал мне через местное адмиралтейство, что всегда рад видеть меня в своем доме и на обширных плантациях, принадлежащих его семье.
Честно говоря, его приглашение меня удивило. Мне почему-то мерещилось, будто службу на «Дерзком» он нес крайне неохотно, хотя и добросовестно, а потому постарается поскорее забыть все и вся, связанное с тем тяжелым полетом. Кстати, три года тому назад во время отпуска я познакомился с его братом Хармоном.
– Когда тронемся в путь? – спросил я, отбросив воспоминания.
– Может быть, сегодня?
Я скрипнул зубами. У меня в груди до сих пор побаливало от недавнего подъема на шаттле. Впрочем, погружаться в гравитацию планеты вдвое легче, чем из нее выходить.
– Хорошо, – согласился я и потянулся к телефону, чтобы заказать билеты, но раздумал. – Лучше пойдем за билетами пешком. Посмотришь станцию.
– Зачем мне станция? – недовольно спросила Анни.
– Она похожа на корабль, только гораздо больше.
– Насмотрелась я уже твоих кораблей. Хватит.
Ну что ты будешь делать с этими «заземленными»? Разве они понимают всю прелесть космических кораблей!
– Не бойся, орбитальная станция столь же хороша, как и «Гиберния», да и я буду рядом с тобой, не бойся, – заупрямился я. – Пошли.
Она долго ворчала, но мне, хоть и с трудом, все-таки удалось ее уговорить.
Представьте себе карандаш, тот самый старинный карандаш, который ныне прочно забыт, поскольку давно вышел из употребления. А теперь вообразите, что на этот карандаш приблизительно в центре нанизаны два или три сантиметровых диска. Представили? Это и есть сильно уменьшенная модель типичного межзвездного корабля. Внутри карандаша располагается грузовой трюм, набитый топливом, провиантом и всяким барахлом для обживаемой планеты, куда направляется корабль.
Пассажиры и экипаж живут в дисках, которые на нашем жаргоне называются палубами или уровнями. В каждом таком диске по периметру, как кольцо, проходит коридор. Между собой диски соединены двумя лестницами, западной и восточной. Капитанский мостик всегда находится на первом уровне (он будет верхним, если корабль поставить вертикально). Отделения гидропоники и регенерации находятся посередине. В самом нижнем диске ближе к корме располагается инженерное отделение. Там находится и сверхсветовой двигатель, от которого до самой кормы тянется так называемая шахта двигателя.