Надежда

Шевченко Лариса Яковлевна

Лена разошлась и уже рассказывала весело и непринужденно:

— А одним прекрасным вечером Любашка нашла меня на кухне, где я чистила целую «бадью» картошки, и принесла записку такого содержания: «Лена, мне нравится твоя дружба с Любой. Давайте дружить втроем, если вы обе согласны. Таня». Мы согласились.

Нашей дружбой многие девочки восторгались, но из-за бойкота боялись подойти, зато потихоньку делали нам приятное. А мы этой зимой катались на лыжах, учились стоять на коньках, помогали друг другу делать уроки. Наша дружба крепла.

Весной, когда началась эпидемия гриппа, первой заболела Таня. После школы мы с Любой бежали сломя голову к больной и рассказывали ей байки. Развлекали.

А через неделю и мне стало дурно на уроке. Доплелась я еле-еле до комнаты и сказала Тане:

— Что-то тошнит меня и живот болит.

— Может, взрослых позвать? — спросила она.

— Не надо, — отрицательно покачала я головой.

А тут директриса с медсестрой заходят температуру у Тани измерить. Увидела меня медсестра и как закричит:

— Вставай, симулянтка!

Таня за меня заступилась:

— Тошнит ее.

Медсестра сделала ехидную гримасу и ухмыльнулась:

— Раиса Никитична, тут гинеколог нужен.

Директриса сама поставила мне градусник и отправила девочку за врачом на первый этаж. Доктор предположил аппендицит. Я страшно боялась больницы. Вцепилась мертвой хваткой в кровать, и оторвать меня не смогли. К вечеру совсем худо стало. Чувствую: берут меня на руки и несут, а Таня с Любой умоляют, чтобы их взяли вместе со мной. Директриса разрешила. Машина не отапливалась. Таня сняла с себя вязаные шерстяные носки и надела на мои ноги. Люба укрыла своей курткой и шарфом. Я согрелась и задремала. Очнулась от толчка. Машина остановилась. Мои подружки жмутся друг к другу, зубами стучат.

Сделали мне операцию. Очнулась, когда на улице было уже светло. Вдруг вижу над собой два знакомых веселых глаза. Это домашняя Оксанка из лагеря «Салют»! Она иголку проглотила. Ее кровать рядом с моей.

Наш лечащий врач был молоденький и красивый. Нам нравилось, когда он забегал в палату и говорил: «Ах вы, козочки мои». Чтобы привлечь его внимание, мы разрезали обшивку стула на полоски, написали свои инициалы и отправили лифтом на первый этаж. Когда доктор увидел нашу «работу», то был в шоке. Но ругаться он не умел, а вместо этого садился к нам на постель и рассказывал интересные истории. Честно сказать, мы полюбили его по-детски.

Вскоре пришло время Оксане выписываться, а мне не хотелось оставаться одной в больнице. И когда медсестра спросила: «Кому пора снимать швы?», я бодро соврала: «Мне». Медсестра «чикала» и выдергивала нити, а я терпела и думала: «А вдруг умру?» Оксана за дверью волновалась, но не решалась остановить процесс. Вдруг слышу крик медсестры и что-то теплое, липкое потекло по животу. Враз наступила темнота.

Открываю глаза. Я вновь зашитая. Оксана рядом белее белого. Наш врач вытирает пот со лба и шепчет с облегчением: «Очнулась козочка. Вы, девчонки, меня до инфаркта доведете!» Мы с Оксаной взяли доктора за руку и попросили прощения. Потом умоляли выписать нас вместе. Он согласился. Оставшиеся дни мы были очень послушны. В день выписки слез расставания не сдерживали.

В детдоме подруги встретили меня радостной вестью: с нас сняли бойкот. Поняли, что настоящую дружбу нельзя сломать.

Две недели я не делала резких движений и подолгу сидела на подоконнике. Девочки шутили: «Отгадайте загадку. Кто сидит на окошке, свесив ножки?» Мне надо было целый год беречь себя. Но с моим характером разве это возможно? Один раз мы сбежали с уроков. На улице холодно, неуютно, поэтому спрятались в гладильной комнате. С нами увязался Славка. Все пролезли в форточку, а я, самая упитанная, застряла. Рама под моим напором ходила ходуном. Еще рывок — и я вместе с нею лечу «рыбкой» в комнату. Звон разбитого стекла, кровь! Слава первый пришел в себя, «мухой» сбросил

с себя рубашку и наложил жгут мне на живот, чтобы остановить кровь. На шум сбежались воспитатели. Что было!! Кому по дурости расшибать лоб охота? Вот я вину за «побег» нашей компании с уроков полностью на себя и взяла. С больной меньше спросу.

Наша жизнь — пунктир событий, цепь случайностей, широкий спектр больших и маленьких происшествий, — произнесла Лена философски, с девичьей кокетливой умудренностью и продолжила рассказ:

— ...А потом, когда солнце вновь обласкало землю, у нас появилась мода строить шалаши, и я на время забыла о чердаке, своем надежном убежище. Я работала, не разгибая спины. Шалаш получился просторным, теплым, в общем, комфортабельным. Однажды в моем «домике» я обнаружила Славу. Он долго смотрел на меня добрыми, спокойными голубыми глазами и вдруг начал признаваться в любви. Стоял передо мной на коленях и читал стихи. Тихие звуки парили в воздухе и падали на сердце, гипнотизируя, обволакивая. Он покорил меня недетской серьезностью и благовоспитанностью. Но меня ошарашили его слова. Контраст между нами был огромный. Он мал росточком, худощав. Я выше его на голову, с «шикарной» комплекцией. Славка талантливый: схемы паяет, в математике рубит, на умных книжках помешан, шутками беспрерывно сыплет. Язык здорово подвешен. Как свои пять пальцев знает стихи Лермонтова. Безызвестный самородок! Я и сейчас отношусь к нему как к брату: помогаю готовить уроки, глажу форму. Теперь мы часто сидим на чердаке и разговариваем о жизни.

Раньше я подозрительно, с большим недоверием относилась к словам любви. Считала, что только дружба объединяет людей. Но один неприятный случай заставил меня поверить в Славину любовь. Как-то жду я его на чердаке, тревожусь из-за долгого отсутствия. Слышу: кто-то подходит ко мне сзади. Оглядываюсь. А это Серега ввалился, наглый парень из выпускного класса. Раскинул руки, словно собирается делать зарядку, идет на меня, неприличные шутки, намеки и прочую дребедень произносит. Не успела я опомниться, как он резким движением одной руки вцепился в мое запястье, как клещами, а другой обхватил меня за талию, прижал к себе и стал целовать в шею. Сердце так и ухнуло от страха в пропасть. Мне показалось, что темные стены маленького убежища сомкнулись надо мной. Кричу: «Гад! Скотина! Отпусти!» А сама думаю: «Попала в переплет, пропала! Что делать? Плохи дела, моя песенка спета!..»

Лена вздрогнула от отвращения и гадких воспоминаний.

— ...В это время на чердаке появился Слава, сразу понял, в чем дело и взбесился от страха за меня. Он оказался необыкновенно сметливым. Бегло оглядел чердак и, не обнаружив ничего подходящего для защиты, ни мгновения не колеблясь, молниеносно обрушил на голову негодяя кулак, а потом вцепился в Серегу зубами. Тот взвыл и, свирепо сверкая выпученными от злости белками глаз, бросился на Славу. Хулиган избил моего друга. Ручищи у него будь здоров! Мне тоже крепко досталось. Но мы не отступили. Потом я прижала к себе своего спасителя, и мы вместе плакали. После этого злосчастного случая Слава сразу вырос в моих глазах. С того дня мы неразлучны.

Знаешь, у некоторых ребят с неустойчивой психикой бурление ранней юности уходит на одни глупости. Слава тогда сказал, что у Сереги центр интеллекта не в голове, не в сердце, а в заднице... Я понимаю, что во избежание всяких неприятностей должна остерегаться мальчиков — всякое невзначай происходит с девчонками. Но Славик не в счет. Я со спокойной душой доверяюсь ему. Он порядочный, надежный. В нем столько неосознанного мужества и достоинства!

Лена встрепенулась:

— Глянь, твоя мать идет. Сердитая! Если побежишь через кладку, быстрее нее будешь дома.