Надежный тыл
Шрифт:
Зоя молчала, только слушала, а я почувствовала, как внутри поднялась горечь от воспоминаний.
— Она ведь не реагировала ни на один тревожный звонок, а они были. Дани замыкался в себе, всё чаще оставался дома отстранённым, подавленным. Его глаза… Знаешь, я по его глазам могу понять, что он чувствует, что он думает.
Я помолчала, отпуская поводья, но голос мой дрогнул, когда я заговорила снова:
— Кира… она пыталась. Пыталась сказать матери, что дома всё не так, что ей страшно. Это ведь не за день или два началось: она стала бояться брата, грубить ему, защищая себя. Это тянулось не один год….Как можно было не заметить, что девочка буквально кричит о помощи?
Зоя нахмурилась, но я не остановилась, словно слова, копившиеся долго, вырвались наружу.
— А Лика… Господи,
Моя речь замерла в воздухе, а ветер подхватил её, словно унося всё, что ещё оставалось несказанным. Зоя молчала, но в её глазах читались и сочувствие, и понимание. Мы ехали дальше в тишине, а я лишь глядела вдаль, пытаясь успокоить внезапно нахлынувшие эмоции.
— Сейчас… — начала я снова, голос был тише, чем хотелось бы. — Знаешь, я бы очень хотела, чтобы она наконец поняла, сколько ошибок совершила. Она звонит Кире, они общаются. И вроде бы даже спокойно. Анна старается…. Наконец-то старается понять дочь. И видятся они часто, Кира ее любит и ей очень тяжело.
Я опустила взгляд, размышляя.
— Кира… пока так и не может её простить полностью. Не из-за себя. И даже не из-за того, что она ничего не сделала для Даниила в больнице.
Моё сердце сжалось, словно от слов, которые хотелось, но тяжело было произнести.
— Из-за лицемерия, — выдохнула я. — Никто тогда не требовал от Анны быть рядом с ним. Никто не ждал от неё прощения, ей никто не предъявлял счётов. Там обид хватало на всех, ты сама это знаешь.
Я остановилась, глядя на Зою, чтобы уловить её реакцию. Она чуть прищурилась, слушая внимательно.
— Но вот так… — я с трудом подбирала слова, — так лицемерно строить из себя любящую жену, смотреть, как твой любимый человек умирает, и ничего не делать… Это слишком. Ты не находишь? Как и в всей их жизни создание идеальной картины для Анны оказалось важнее реальных дел. Иллюзия, вместо понимания того, что действительно нужно тем, кто рядом. Самое смешное, Зой, заключалось в том, что, если бы она не корчила из себя любящую жену или если бы заставила сына продать машину…. Даниил готов был морально отдать ей долю в компании. Документы уже были готовы даже. Он ведь и хотел всем этим адским спектаклем проверить, насколько Анна и Борис готовы нести ответственность. И не только за себя, но и за других…. Компания — это не только про деньги, это еще и люди, работники, огромная ответственность. Почти 2500 человек по всей стране, которые зависят от решений своего руководителя и работодателя. Он дал им шанс проявить себя…. без него, без давления, без ссор и споров… Отдал бы не половину, а как мне, процентов 10 плюс компенсацию приличную… но… — я тяжело замолчала, вспоминая, как Павловский с ехидной улыбкой уничтожал в шредере подготовленные бумаги.
Зоя молча кивнула, глядя в даль.
— А Борис? Что с ним?
— Понятия не имею, — призналась я. — Для Дани эта тема…. Слишком болезненная. Он все равно отец, как бы там ни было. Но прощения Боре не будет. Не простите ему Дани даже не себя или меня, он ему Киру не простит. Дани свои навыки манипуляций в бизнесе использовал, а этот… он сестру методично ломал, последовательно и долго. И так, чтобы никто ей не верил, помочь не мог. Чтобы считали ее глупой, эгоистичной, капризной. В глазах Анны он отлично этот образ сестры поддерживал. Кира сейчас с психологом общается…. А он, вроде, даже доучился, но…. если и работает, то не в нашей сфере. А если реально смотреть на вещи…. — вздохнула, приподнимаясь в седле, — скорее всего висит на шее матери. Не думаю, что Анна смогла бы его оторвать от себя — она все-таки мать. Какой бы он не был…
— А Анжелика?
Я зло сощурила глаза.
— Самое поганое, Зоя, то, что схватить эту суку за жопу не так-то просто. Она всегда как гадюка, из-за спины действовала. Но терпение Даниила закончилось, он Вите поручение дал накопать на эту тварь максимум, что только можно было. Через Короткова пошли….
— И? Нашли что-то?
—
— А сама, Лин, сама-то ты Даниила простила? — наконец задала она вопрос, который старалась не задавать все это время, видя наши с Дани не простые отношения.
— Не сразу… — призналась я. — Да, развлекся он тогда знатно…. Засранец. Но простила…. Знаешь почему?
— Потому что любишь? — хитро прищурила свои черные глаза подруга.
— Нет. Не поэтому. Зоя, как бы я его не любила, но…. есть вещи, которые оставляют такие шрамы, что простить очень сложно. Они ведь эту аферу… — я едва не выругалась, — вчетвером замыслили. Четыре танкиста, мля! Николай Платонович и Виктор с Даниилом больше 20 лет работают, он им доверяет, почти как себе. А Руслан Альбертович, наш ювелир — учитель Даниила. Павловскому они позже все рассказали…. Дня через три. Мужской, мать их, клуб. Больше, естественно, никто не знал. Даниилу важно было посмотреть на ситуацию со стороны.
— Но простила я его по двум причинам: он ведь не только со своей семейки маски сорвал! Он, Зой, и мою маску снес.
Вздохнула, чуть прикрывая глаза.
— Там, когда он дробил кости нам всем, мне ведь тоже досталось, Зой. За мой поганый язык, за тот цинизм, с которым я отзывалась о нем самом и его семье. Я словно себя со стороны увидела, и мне это не понравилось. Я правда не чувствую вины перед Анной — не я разбила ее семью, там и до меня одни осколки оставались. Но я виновна перед Даниилом. За то, что решила использовать его в своих целях, за то, что и сама не поняла его чувств. Я всегда старалась быть с ним честной, но вот по отношению к себе…. Сколько убеждала себя, что не нуждаюсь в любви, не хочу ее…. Не хотела связывать себя отношениями, — я усмехнулась, — ответственностью. В этом, Зой, как ни странно, я была похожа на Анну. Только в отличие от нее, понимала это. Поэтому и бежала от ответственности. Но… когда думала, что он умирает…. Поняла, что дура в этой истории не Анна, далеко не Анна. Поняла, что люблю. Поняла, что готова…… Готова бороться за того, кого люблю. Но не бороться с Анной, Зой, не доказывать ей, кто лучше, а бороться за то, чтобы сохранить всё, что ему дорого. И поняла ещё кое-что, Зой: любовь — это не только брать. Это и отдавать. Жертвовать чем-то ради другого. Любовь — это работа. Работа над собой, над отношениями. Это умение слушать, слышать и понимать. Это уважать того, кого любишь, и уважать его решения, даже если они тебе не нравятся. Наконец-то поняла, Зоя, все то, чему учила нас с тобой мама Златина. Никто, Зой, не обязан любить нас по определению или потому что так принято или из-за обязательств. Любовь — это нечто большее. Это сложное, хрупкое чувство, которое требует защиты и уважения. С обеих сторон.
Я на мгновение замолчала, чтобы подобрать правильные слова.
— А если всего этого нет… — сказала я, глядя прямо в глаза подруге, — лучше рвать сразу. Не ждать, пока раны загноятся, пока боль превратится в ненависть. Или еще страшнее — в равнодушие.
Зоя кивнула, соглашаясь.
— Простила, — продолжала я, — и еще по одной причине. И ты сейчас станешь смеяться.
Зоя вздохнула, скрестив руки на груди.
— Боже, Лин, боюсь даже предположить, что Даниил ещё натворил. Не томи!
Я не смогла сдержать улыбку.
— Он не бросил Анну полностью.
Зоя удивлённо подняла брови, а я, не дав ей перебить, продолжила:
— Да, по договору ей досталась небольшая квартира и счет в банке. Дом он отдал ей сам, потому что она действительно в него много вложила сил и труда. Понятно что ни машину. ни драгоценности даже не подумал забрать. Для нас с тобой сумма на счету нормальная, даже более чем приличная. Не один и не два миллиона в валюте, как ты понимаешь. Но для неё и Бореньки… это совсем не тот уровень жизни, к которому они привыкли.