Надломленные оковы
Шрифт:
Но при этом я отброшу почти половину своей жизни. Зачеркну те страдания, что он испытал, и обесценю усилия, которые он приложил. Напрочь сотру мечты угодить своему кумиру, трогательную дружбу с бездушным роботом, те открытия, что он совершил, читая огромное количество книг и исследуя загадочную Цитадель. Я убью его, но при этом он — часть меня. Будет ли правильно отсекать часть своего естества только потому, что она мне не слишком нравится? Не станет ли малодушием и низостью уничтожать кого-либо из-за того, что его существование доставляет некоторые неудобства? И пусть госпожа сказала, что примет любые мои решения — как избавиться от мысли, что таким образом я
Я мог его убить, получив все плоды победы. Но мог и не убивать: взять в плен, заточить в глубинах сна, стать ему стражем и тюремщиком. У этого варианта было несколько недостатков. Для освобождения госпожи мне нужны способности Нриза, а так существует вероятность их не получить. К тому же сон заточающий ненамного лучше сна убивающего, а значит проблему предательства это не отметает. Вариант «оставить как есть», каким бы диким он ни был, внезапно обретал всё больше привлекательности. Увы, пусть таким образом я не предаю госпожу, но и никаких проблем не решаю. Существовал ещё один способ — сотрудничество и сосуществование. Увы, даже в виде голой теории две личности в одном теле являлись серьёзной формы шизофрении, да и цели наши вступали друг с другом в сильное противоречие. Я собирался освободить госпожу, нанеся тяжёлый ущерб Эгору ауф Каапо, а допустить такого Нриз не мог просто физически, на уровне ядра своей личности.
У меня был обширный выбор, но выбирать приходилось из плохого, очень плохого и отвратительного. Не патовая ситуация, а самый настоящий цугцванг. Я колебался не только из-за богини — мне не нравилась сама идея убийства разумного существа. Но другого выхода я всё так же не видел. Разделив нас на две самостоятельные личности, ауф Каапо не только едва не уничтожил меня-прошлого, но и подложил большую…
Две личности. Разделив. Внезапная мысль огненной кометой обожгла моё сознание. Я стоял и хлопал глазами, как идиот, обкатывая её в голове и пытаясь проанализировать плюсы и минусы. Жертвовать моей богиней неприемлемо, но это не значит, что нельзя пожертвовать собой! Да, это сложный путь, он сулит бесчисленное количество трудностей, с рациональной точки зрения состоит из сплошных недостатков, в отличие от сплошных плюсов от убийства Нриза. Но если выбирать только то, что сулит одну лишь выгоду, отбросив свои ценности и моральные установки, нельзя продолжать называть себя человеком! Быть манчкином плохо и за игровым столом, чего уж говорить о реальной жизни?
— Я ваш преданный паладин, моя госпожа! — сказал я в пространство. — И не могу себе позволить вас подвести.
Нриз, услышав мой голос, удивлённо поднял глаза. На его лице читалось недоумение.
— Нриз, — обратился я к нему. — Ненавижу тебя и считаю куском говна. И никогда тебя не прощу.
Я вновь открыл тот поток чувств и эмоций, которые испытывал в данный момент, и направил прямиком на него. На заплывшем жирном лице отразилось понимание.
— Мы очень разные, — сказал Нриз. — И будет очень трудно. Но…
— Но ты — это я, — продолжил я его мысль, понятную нам безо всяких слов.
— А я — это ты, — ответил он тихо.
— Мы с тобой — разделённые части одного целого.
— Один разум.
— Одно тело.
— Одно сердце.
— Одна душа! — молвили мы вместе.
Я выкинул теперь ненужный меч, позволив ему растаять в воздухе. Протянул ему руку, а он протянул свою. Наши пальцы соприкоснулись, и я почувствовал обжигающий жар. Его тело подёрнулось лёгкой дымкой и стало истаивать тонкими усиками тумана. Этот туман сначала застыл на месте,
Бесконечный поток мыслей, понятий и образов хлынул в мою голову, наполняя меня, заставляя тяжело дышать и глотать ртом воздух. Самые противоположные чувства рвали душу на куски, грозя уничтожить, утопить в пучине полного забвения. Я почувствовал, что тону, что захлёбываюсь в этом потоке, что могучее течение уносит меня прочь, туда, откуда нет возврата.
Ослепительно яркий свет окутал моё тело, валяющееся на земле в позе эмбриона. Мягкие крылья обернулись плотным коконом, даря покой и чувство абсолютной защищённости. Боль стала потихоньку отступать, а сознание, омываемое исцеляющим светом, несущим запах цветка каралии и мягкость пера ночного странника — проясняться.
Не знаю, сколько прошло времени: секунды, часы, столетия — время, проводимое во снах, всегда субъективно. Но с его течением вернулась способность связно мыслить, а голову наполнила кристальная ясность.
Я медленно поднялся на ноги, вознося молитву благодарности своей богине, и повернулся к тому месту, где только что напротив меня стоял я. Мои глаза изумлённо распахнулись, грозя вылезти из орбит. На том месте, где стоял я-Нриз, теперь находился металлический скелет, чьи кости, поблёскивающие темноватой бронзой, укрывали пучки тонких разноцветных волокон. На голове, кажущейся непропорционально маленькой из-за широких плеч, алым светом сияли два кристаллических глаза.
Как человек, досконально изучивший эту конструкцию ещё в Цитадели у Хозя… у Эгора ауф Каапо, я мог с уверенностью утверждать, что это — лишённый внешнего кожуха голем серии Ирвиз, конструкция которого лишилась второй пары рук, встроенных вооружений и многих служебных подсистем. И пока я ошалело смотрел на голема, он медленно восстанавливался. Тонкие потоки золотистого песка слетались со всех сторон, регенерируя внешнюю обшивку — сначала головы, затем конечностей, и, напоследок, корпуса, пока он не предстал предо мной в полностью завершённой и целой форме. В отличие от четырехруких гигантов Цитадели, он был одного со мной роста, имел только две руки, а на его спине (я не видел, но непостижимым образом это знал) стояла цифра «ноль».
— Кто ты такой? — спросил я. — Вернее, что ты такое?
***
Проснувшись, я немедленно вскочил на ноги, развалив лежанку. Откинул прочь одеяло и ошалело осмотрелся по сторонам. Наступало раннее утро — небо ещё оставалось тёмным, но верхушки деревьев уже золотились от света восходящего солнца. Невольно поёжившись — несмотря на то, что дни пока что сохраняли летнее тепло, но по ночам уже холодало — я сладко потянулся и втянул полной грудью свежий лесной воздух.
Непередаваемые ощущения! Одновременно знакомые и незнакомые, то, чего я столько лет был лишён.
Неподалёку всё ещё спала Кенира, беспокойно ёрзая во сне. Чуть подальше что-то жевал Рахар — на этот раз привязывать его никто не стал, чем он, судя по изрытой земле, во всю воспользовался ночью. Кору дерева, на верхних ветвях которого мы привязали вещи, усеивало множество отметин от когтей — подлая скотина и на этот раз попыталась всё испортить.
Я осмотрелся по сторонам — откровенно унылый утренний лес для меня-нового казался самым восхитительным зрелищем двух миров.
Не в силах сдерживать восторг, я уставился на сидящую на дереве птицу, которая, если не считать ярко-красных перьев на кончиках крыльев и хвосте, ничем не отличалась от обычной вороны, и во всю глотку закричал: