Надломленные оковы
Шрифт:
Я использовал трюки, о которых только читал или видел в кино — к примеру, пускал Рахара идти по руслу крупных ручьёв или мелких рек, взбираться на практически вертикальные скалы, молясь Ирулин, чтобы седельные ремни, которыми пристёгивались седоки, выдержали мой вес. Мы даже сделали огромный крюк, проплыв вверх по течению одной из речек, чтобы перебраться в другую излучину и вылезти на сушу в полудесятке миль от места входа. Увы, все наши потуги были дилетантскими, а величины приза за поимку Кениры хватило бы, чтобы привлечь к делу настоящих профессионалов.
После того, как я попробовал провести Рахара от одного речного русла к другому, чтобы потом заставить вернуться по своим же следам,
Единственной отрадой стала быстрая горная речка, кишевшая крупной схожей с лососем рыбой, которую я запросто набил острогой, вырубленной прямо на месте. У несчастных рыбьих ублюдков не было ни шанса — все их инстинкты выживания спасовали перед силой математики, когда я, кратковременно включая форсированный режим, просчитывал траектории их движения и векторы столкновения с заострённой палкой. Нескольких крупных рыбин пришлось пожертвовать Рахару, который умял их с огромнейшим аппетитом, а остальных подвесить за прутики, продетые в жабры, прямо к седлу.
Предыдущие ночёвки в лесу обогатили меня, городского жителя, немалым практическим опытом. И этот опыт гласил, что жерди для лежаков и лапник лучше вырубать подальше от лагеря. Так что теперь к этому седлу мы привязали немало дополнительного груза, а мой запас кожаных ремней практически исчерпался. Увы, тут не было таких удобных, прочных и гибких лиан, которые сопровождают многих героев приключенческих книг, поэтому заменить обычную верёвку было нечем. Пришлось пустить в ход даже мой болас, что уже многое говорило об жесточайшей нехватке припасов и экипировки. Более того, даже костёр приходилось закапывать топором, да и разводить все тем же дурацким кремнём.
Если я когда-нибудь встречу землянина и начну ему рассказывать свою историю, он непременно спросит, куда же я сунул эту целую чёртову прорву длинных тонких палок? Мне придётся начать длинную лекцию об особенностях езды на тигилаша. Поведать том, что спина тигилаша гораздо шире, чем у земного носорога, так что сидеть приходится не как на лошади, а скорее, как на американском мотоцикле — вытянув широко расставленные полусогнутые ноги не вниз, а вперёд. Поделиться опасениями, что если бы не высокая задняя лука, служащая своеобразной «спинкой кресла», то мы бы вылетели ко всем чертям даже при двадцатиградусном уклоне, чего уж говорить о практически отвесных скалах, штурмуемых Рахаром на зависть всем горным козлам Земли. Тут не помогли бы ни упряжь, напоминающая четырёхточечные ремни пилота, ни мастерство всадника, полностью отсутствовавшее как у меня, так и у Кениры, ни магия, которой опять-таки никто из нас не владел.
Ну так вот, о палках. Крепёжные ремни для груза располагались по бокам седла, чуть пониже упоров для ног седоков, на уровне «ватерлинии» зверя. Таким образом, закреплённые вдоль его туловища жерди не мешали движению лап, одновременно позволяя нам вполне комфортно сидеть верхом. Недостатков у такого крепежа нашлось два — во-первых, стало затруднительно проламываться сквозь заросли, ведь жерди так и норовили за что-то зацепиться, и, во-вторых, при передвижении вплавь они намокали. Но с этими неудобствами приходилось мириться ради обеспечения скрытности и незаметности будущего лагеря.
Пока мы шли по пересечённой местности, ни о каких длинных разговорах речи не шло — мне приходилось следить за дорогой и управлять Рахаром, а Кенире — просто держаться в седле и уворачиваться от летящих в лицо веток. Ну а потом, когда начался практически лишённый подлеска хвойный лес с высокими деревьями — появилась возможность поговорить. И
Я прекрасно её понимал — после моего утреннего представления, не могло не возникнуть множества вопросов. А уж после того, как я, смущённый результатами своей глупой выходки, насуплено отмалчивался и отнекивался под предлогом, что следует торопиться, её не могло не распирать от интереса. Поэтому рассказал всё. Ну или почти всё — на некоторые темы мне говорить не хотелось, некоторые казались неуместными, а на некоторые стоял прямой запрет, который я до сих пор не имел понятия как обойти.
Кенира оказалась прекрасным слушателем и хорошим собеседником. Так мне казалось поначалу. А потом она стала откровенно дурачиться и делать это за мой счёт.
Тот гипотетический землянин, встреча с которым мне, вероятно, не грозит ни при каких обстоятельствах, непременно меня бы попрекнул. Мол, как же так, Ульрих, почему ты позволяешь какой-то женщине забыть о своём месте? Как она может, вместо того чтобы беспрекословно слушаться мужчину, перечить и язвить? Мужчина ли ты Ульрих, или половая тряпка? Кенира — вот уже третья женщина, которая вертит тобой, как хочет! Первой была Мерпати, второй Ирулин, а третья, Кенира, вообще некоторое время владела тобой, как скотиной. И мне сложно что-то ответить, кроме как сослаться на просвещённый двадцатый век, где женщины и мужчины уже равноправны. Но правда, наверное, в том, что мои друзья были правы — я действительно тряпка и мягкое яйцо. И что мне невыносимо видеть, как женщина, которая мне симпатична, испытывает страдания. А Кенира по-настоящему страдала.
Если бы я не видел, как она нервничает, как вздрагивает от каждого резкого звука, как тревожно оглядывается по сторонам, подумал бы, что более беззаботного человека не встречал в двух мирах. Но я видел, не мог не видеть — мой изменённый мозг просто не оставлял выбора, кроме как подмечать и анализировать. Поэтому я не только не обижался, но и поддерживал её напускную дурашливость.
— Знаешь, на что я рассчитывал, когда пообещал помочь? — спросил её я.
— Понятия не имею! — ответила она. — Но снова скажу, что ты поступил очень глупо, так подвергать себя смертельной опасности ради человека, которого ты впервые увидел два дня назад.
— Ты уже не рада моей компании и предпочла бы, чтобы я ушёл?
— Ты сам знаешь, что рада! — мгновенно посерьёзнела она. — Так на что ты там рассчитывал?
— У меня на родине есть выражение «преследуемая невинность». Иногда говорят «дева в беде».
— Полагаю, ко мне подходят оба выражения. Правда я не настолько невинна — дворец всегда был настоящим клубком змей, и проживая там, поневоле повидаешь и наслушаешься всякого. Что касается второго — я действительно в беде, но при этом действительно не хочу втягивать тебя в свои проблемы. Я безмерно рада и благодарна, что ты в эти проблемы втянулся и не бросил меня одну. Мне страшно, по-настоящему страшно. Так страшно, как не было никогда в жизни. А уж последний месяц стал для меня настоящим кошмаром. Знаешь, я не дура, понимаю, насколько мизерны мои шансы. Но ничего не делать, сдаться, не попытавшись, я просто не могу.
После такого монолога мой рот невольно открылся и не закрывался до тех пор, пока я полностью не переварил эти слова. Ощущал я себя так же неловко, как человек, который спросил на улице у прохожего, который час, а получил в ответ лекцию об особенностях сборки часовых механизмов.
— Стоп-стоп-стоп! — остановил её я. — Не то, чтобы мне были неважны твои чувства, но не хочется превращать простую дорожную болтовню в тяжёлые разговоры о смысле жизни. Мы оба прекрасно осознаём все опасности и последствия. И зацикливаясь на них, уж точно себе не поможем.