Надолго, может, навсегда
Шрифт:
Она молча поставила перед ним чашку, придвинула варенье, извинилась и вышла. Он прихлебывал чай и прислушивался к голосам детей. Они не заходили на кухню, и он знал, что это она запретила, а сейчас, наверное, она проверяет их домашние задания. Так было всегда.
"Скорая" не ехала. Болела нога. Капала вода из крана. Было неловко сидеть в чужом доме, но встать и уйти он не мог. Допил чай и молча поглаживал больную ногу. Она вернулась через полчаса, посетовала на врачей и села напротив, налив себе чаю.
Вот
– К чему этот маскарад, Климов?
– вдруг спросила она.
– Да так, - сказал он и рассмеялся, чтобы скрыть смущение.
– Неужели ты думаешь, что я тебя не узнаю? Еще в автобусе... Эх ты, кукушонок.
– Я стал другим.
– Да, похорошел. В тебя можно и влюбиться. Но при чем здесь я?
– Дело не во внешности. Я вообще стал другим. Я стал таким, каким ты хочешь.
– А откуда ты знаешь, что я хочу? Что ты вообще знаешь обо мне? Разве тебя интересует кто-то другой, кроме самого себя?
– Я стал другим, - повторил он.
– Ты можешь легко убедиться.
– А я не хочу убеждаться, Климов. Ты мне не нужен, и это все, что я хочу. Нелепо же начинать все сначала. Для чего же тогда разводиться?
– Можно ошибиться. Потом понять.
– Я, Климов, никогда не ошибаюсь. И никогда не меняю своих решений. Пора бы знать. Десять лет прожили.
– Да, собственно говоря, я и не буду тебя ни о чем просить. Я хотел быть нужным тебе и поэтому изменился. Но сейчас я и сам не знаю, хочу ли все начинать сначала или нет. Но скорее всего - нет... Послушай, ведь тебе нелегко с двумя детьми. Почему ты отвергаешь мою помощь?
– Нелегко, - созналась она.
– Но с твоей помощью было бы еще труднее.
– Ты не думаешь о замужестве?
– Климов!
– усмехнулась она.
– Не задавай глупых вопросов. Я ни в ком не нуждаюсь. И добровольно взваливать на себя очередной груз никогда не соглашусь.
– Одиночество - жизнь без зеркал?
– вспомнил он.
– А я не одинока. Глупо же связывать одиночество только с отсутствием мужа или жены. У меня есть дети, есть работа, есть я сама, в конце концов, мне с собой не скучно.
– Понимаю, - сказал Климов.
– Раньше бы не понял, а теперь понимаю. Лишь слабый страдает от одиночества. Слабый всегда одинок. Право же, мне противно вспоминать самого себя.
– Я рада за тебя, Климов. Вот видишь, ты считал, что я причинила тебе зло, а оно обернулось добром.
– Диалектика!
– засмеялся Климов и сам налил себе чаю.
– Семья распадается, Климов, это не мы придумали и не нам решать эту проблему.
– Люди разобщаются.
– Неправда. Люди осознают себя сильными и свободными. Идет великая борьба за
– Ницшеанка, - поморщился Климов.
– Социал-дарвинистка.
– Нет, милый, я материалист и диалектик.
– Свести бы тебя с моим соседом. Хочешь, познакомлю? Великий диалектик!
– Не стоит. Мы все и так соседи.
– Ты изобрела новый лозунг: человек человеку сосед?
– Ну вот, научился иронизировать. Поздравляю. Земля маленькая, Климов, и если мы не будем относиться друг к другу, как добрые соседи, то ничего у нас не получится.
– Вот и будь мне доброй соседкой. Докажи на примере.
– А я тебе зла не желаю. Если нужна моя помощь, то помогу. Но только я сама решу, нужна или не нужна моя помощь. Если ты просто слаб, не можешь или не хочешь справиться со своей бедой, то я пройду мимо. Если ты обратишься ко мне как равный к равной, как свободный к свободному - я остановлюсь. Но паразитировать на себе никому и никогда не позволю.
– Я понимаю. Раньше я думал, что это жестокость. Но это и есть доброта. Диалектическое добро, если хочешь.
– Да, ты стал мудрее. Пожалуй, я вычеркну тебя из списка умерших. С воскрешением тебя, Климов!
– Слушай, давай учредим свой маленький праздник. День независимости день нашего развода.
– Это забавно. С аллегорическим разрыванием гименеевых цепей? С распиливанием брачного ложа?
– Все это хорошо... Но как твоя теория поможет детям? Им нужен отец. Я сам рос без отца и знаю, как это тяжело... Им нужен не сосед, а отец и мать. Это же так просто. Ты подумай. Ты умная.
– Я подумаю. Я умная, - согласилась она и пошла открывать дверь.
Приехала "скорая помощь". Веселый врач ощупал ногу Климова, сказал, что все это ерунда, посоветовал прикладывать холод, а потом тепло и согласился подвезти до ближайшей стоянки такси.
– Я приеду, - сказал Климов с порога.
– А ты подумай.
– Приходи. Я подумаю, - и махнула рукой, и даже улыбнулась на прощание.
Он ехал домой и думал о том, что впервые одержал хоть маленькую, но победу или, по крайней мере, - ничью, и еще неизвестно - кто кого. Но дома его ждала Люся, недобрая и неумная, и на душе становилось все тяжелее.
Хромая и путаясь в развешанных простынях, он прошел по коридору коммуналки и, выдохнув воздух, открыл дверь в свою комнату. Люси не было. Он облегченно вздохнул, разделся и увидел на столе листок бумаги, покрытый крупным почерком. Она писала, что Климов негодяй, что он жестоко поплатится за свою измену, что она сегодня же ночью отомстит ему и не с кем-нибудь, а с Терентьевым, с которым она и без того давно была связана, и что хочет Климов или не хочет, но ему придется жениться на ней, потому что она ждет ребенка от него, а по нынешним законам и с помощью общественности... И так далее, на обеих сторонах.