Надпись на сердце
Шрифт:
«Дай мне, — говорит, — матушка, завет свой на прощанье! Выполню я любое твое слово!»
Ну что может мать сказать своему сыну, единственному, любимому?
«Желаю я, — говорит, — чтоб жилось тебе хорошо, чтоб у народа ты уважением пользовался, чтоб о тебе только хорошее в мире говорили!»
«А как же мне этого добиться?» — сын спрашивает.
«Очень просто: никогда никому первый не говори «добрый день» и никогда никому первый не желай «удачной работы».
Подивился сын материнскому завету, но перечить не стал. Так и жизнь свою повел: никому первый не кланяется, на поле приходит — ждет, когда
Вскорости вся округа стала его грубым человеком считать.
«А, это тот зазнайка, который себя выше всех ставит!» — стали про него говорить.
Соседи даже здороваться перестали. Ни одна девушка с ним танцевать не соглашается. Товарищи прежние мимо проходят, не улыбнутся, не обернутся — будто перед ними место пустое, одеждой огороженное.
И когда жить так сыну стало невмоготу, пошел он к старику леснику, деду мудрому, жизнью ученому.
«Не могла мне мать худое посоветовать, — передав материнский завет, сказал сын. — Волю ее я выполняю честно, а вместо хорошей жизни вон что получается».
Подумал-помыслил лесник и отвечает: «Все потому, что неправильно ты слова материнские уразумел. Она тебе вот что завещала: ежели раньше всех ты будешь в поле выходить, то всем, кто позже работать выйдет, придется здороваться с тобою первыми. И желать тебе удачной работы. Понял?»
Сын с того дня приходить начал на поле первым, а уходить последним. Трудился так, что любо-дорого смотреть на него было. А кто трудится — тому и почет. И сделался парень лучшим работником в округе, уважаемым человеком.
РОСТ РЯДОВ
Улицу в городе Н., щедро усаженную аккуратненькими липами, именовали «Улицей самодеятельности». Непосвященный прохожий был уверен, что название это появилось из-за трех Домов культуры, которые были расположены на данной магистрали. Другие вполне логично объясняли происхождение названия тем, что улицу озеленяли самодеятельным порядком, в общерайонный субботник. Но знатоки посмеивались и утверждали, что данное название появилось из-за бывшего товарища Крошечкина, в прошлом руководившего городской самодеятельностью. Крошечкин, дескать, постоянно оперировал липовыми цифрами, когда вопрос касался местных талантов.
Один из способов, изобретенный бывшим товарищем Крошечкиным, был прост, как все гениальное.
Требуется, например, вдвое увеличить в отчете ну... хотя бы ряды балалаечников. Проще простого! Нужно... уменьшить вдвое количество балалаек, имеющихся в распоряжении местных самородков.
Пятьдесят процентов наличных балалаек списывается и продается по утильсырьевым ценам знакомым и родственникам, а в докладе получается такое эффектное место:
— ...Что же касается, дорогие товарищи, положения дел на балалаечном фронте, то могу заявить ответственно: все в полном порядке. Народ тянется, рвется к балалайке! Инструментов не хватает! Обратимся к цифрам: если в прошлом году на одну балалайку приходилось в кружках по три человека, то есть по душе на струну, но теперь на одну трехструнную балалайку приходится
В результате подобных изобретений Крошечкин довел городскую самодеятельность до полного краха, хотя согласно его сводкам самодеятельные таланты процветали и множились, как никогда.
Понятно теперь, почему существует версия о том, будто именно из-за бывшего товарища Крошечкина и дано название липовой магистрали?
ПРИНЦИПИАЛЬНАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ
Вахтеры автобазы зажирели так, что им лень было глядеть на пропуска шагающих через проходную будку граждан.
— Давай, давай, не засти солнца, — вещали вахтеры разомлевшими голосами. — Проходи туда или сюда...
Но сколько раз директору докладывали об этом, столько же раз он, многозначительно глядя на собеседника, отвечал:
— Очевидно, они кому-то чем-то мешают. Кто-то хочет их уволить и не брезгует клеветой на честных, принципиальных тружеников.
Точно такого же мнения придерживались и оба замдиректора и начальник отдела кадров. Это было так странно, что среди коллектива начались нехорошие разговорчики.
— Сколько лет с ним работаем — лучшего руководителя и не надо! — удивлялись поведению директора шоферы. — А тут — как затмение нашло на человека!
Местком решил своими силами распутать этот узелок. Прежде всего взяли под контроль деятельность вахтеров. Деятельности, собственно говоря, и не было никакой: полулежали они на скамейке возле ворот, как тюлени, изредка тяжело вздыхая от переполняющего их ничегонеделания.
Увидав машину, отворяли ворота, к шоферам в накладные даже не заглядывали. Проходная будка превратилась в проходной двор: гуляй — не хочу!
Так продолжалось до того момента, пока на пороге будки не появился замдиректора.
Вахтеры преобразились. Грозно вращая глазами, они вскочили с места и согласно крикнули:
— Ваш пропуск, гражданин!
Замдиректора протянул удостоверение личности.
Вахтеры заглянули в книжечку — пропуск, потом подозрительно оглядели замдиректора и только после этого козырнули:
— Здравствуйте, Иван Иванович!
— Здорово, добры молодцы! — ответствовал замдиректора, очень довольный бдительностью стражей. — Вот ведь, что значит принципиальная бдительность: знаете меня двадцать лет, а без пропуска ни-ни. И сначала в него посмотрите, убедитесь, что я — это я, и тогда только поздороваетесь. О вашей работе брошюру нужно писать, честное слово!
Та же «принципиальная бдительность» была проявлена и при проходе начальника отдела кадров. Тот просто урчал от восторга, пока вахтеры придирчиво, на свет, изучали его удостоверение личности.
За всю первую половину дня сторожами было проверено еще два пропуска: у второго зама и самого директора.
Машину директора тюлени держали у ворот минут пять и на все заявления седока, что ему некогда, отвечали стандартно:
— Спокойно, гражданин! Закончится проверка документов, и вам скажут, что дальше будет!