Надушенный рукав
Шрифт:
Хирата ликовал. Поднимаясь из пучины, в которую ввергло его бесчестье, он едва понимал, что его физические и духовные силы иссякают. Любые попытки спасти его казались бессмысленными. Он подумал о жене Мидори, которая будет горевать по нему, о дочери Таэко, которая вырастет без него. Печаль овладела Хиратой. Он подумал о Кохэйдзи, и на миг ему стало забавно, что именно актер выступил орудием его судьбы. Он вспомнил свое предчувствие, что Тамура — один из кусочков мозаики. На сей раз инстинкты его не подвели.
Тут Хирата услышал шорох, словно прилила волна, чтобы утянуть его за собой во тьму. Он почувствовал
35
Через три дня пришло тепло, и дожди поглотили Эдо. В городе установился шаткий мир.
Легионы конных и пеших солдат маршировали по дорогам, направляясь через укутанные туманом холмы обратно в провинции, откуда явились на войну между властителем Мацудайрой и канцлером Янагисавой. Под мрачным, затянутым тучами небом на оставленном поле боя валялись потоптанные флаги, выпавшее из рук оружие и использованные стрелы. Дождь постепенно смывал кровь павших.
В чиновничьем квартале эдоского замка на воротах поместий больше не висели гербы соперничающих фракций. Но войска патрулировали улицы на случай новых потасовок. Там, за закрытыми дверьми и во дворце, режим Токугавы начал деликатно, неуловимо преобразовываться в преддверии грандиозной смены политической иерархии.
Вдалеке от замка солдаты властителя Мацудайры вели канцлера Янагисаву по причалу, поднятому на столбах высоко над иссеченной дождем, серой водой реки Сумида. Впереди на кромке причала стоял уполномоченный полиции Хосина. За ним маячил корабль с закрытой каютой и выступающими веслами. На мачте висел квадратный парус с гербом Токугавы. Команда молча ждала на борту. За Янагисавой тащилась кучка слуг с вещами. За ними под зонтом жались друг к другу жена и дочь канцлера. Следом шли четверо сыновей и солдаты. На берегу реки, вдоль доков, которые выходили за склады риса Токугавы, собралась толпа посмотреть на изгнание человека, который когда-то пользовался властью сёгуна как собственной.
Янагисава ступал гордо. Лицо под остроконечной шляпой с широкими полями ничего не выражало. Но внутри он кипел от ярости на горькую судьбу.
Конвой и канцлер поравнялись с Хосиной, который ждал их на корабельном трапе. Хосина поклонился Янагисаве с нарочитой, издевательской вежливостью.
— Прощайте, досточтимый канцлер, — сказал он. — Счастливого пути и приятной ссылки. Говорят, остров Хатидзо — милое местечко.
Унижение, ярость и мука скрутили Янагисаву подобно урагану. Кто мог подумать, что его великолепная карьера закончится ссылкой на крошечный клочок земли посреди океана и презрением бывшего любовника, ставшего врагом!
— Наверное, вы думали, что выкрутитесь и на сей раз, — добавил Хосина.
Янагисава действительно лелеял надежду, что не все потеряно, хоть большинство союзников оставило его, а армию разбили. Он был уверен, что может положиться на защиту сёгуна, организовать в скором времени новую атаку на властителя Мацудайру, победить соперника и восстановить свое положение.
— Жаль, что сёгун отказал вам в аудиенциях после того,
Поэтому сёгун изгнал Янагисаву навечно, позволив взять с собой лишь жену, дочь, сыновей и пару слуг.
Но сейчас, поднимаясь по трапу, Янагисава горел надеждой на возвращение в Эдо и будущий триумф. Сёгун сохранил ему жизнь, хоть властитель Мацудайра и старался изо всех сил, уговаривая казнить канцлера. Янагисава рассудил, что сёгун до сих пор питает к нему какие-то чувства и заменил казнь ссылкой в память об их долгих отношениях. Пока Янагисава жив, шанс на победу есть. В его голове уже зрели новые планы.
Янагисава замешкался в конце трапа, обернулся и посмотрел на Эдо. Дождь хлестал по лицу, пока он разглядывал замок. Там, в сердце двора сёгуна он оставил частицу себя, открытую дверь, через которую сможет зайти в нужное время.
— Я не прощаюсь, — бросил Янагисава и ступил на борт корабля.
В поместье Сано Рэйко и Мидори бодрствовали у кровати беспамятного Хираты. Его глаза были закрыты, лицо бледное и пустое. Неподвижное тело и страшная рана скрывались под одеялом. Рядом главный врач эдоского замка смешивал лекарственные растения для припарок. Синтоистский священник напевал заклинания и размахивал мечом, отгоняя зло, а колдунья била в бубен, призывая исцеляющих духов. Рэйко обнимала Мидори, чье залитое слезами лицо выражало безутешное горе. Мидори не отходила от Хираты с тех пор, как Сано принес его домой из театра.
— Он поправится, — проговорила Рэйко, убеждая и Мидори и себя, пусть даже у Хираты было совсем мало шансов выжить. Сано сказал, что Хирата потерял много крови, пока в театр приехал местный врач, чтобы зашить рану и нанести снадобья против воспаления. — Мы должны верить.
— Он молодой и очень сильный, — заметил доктор Китано, главный врач эдоского замка. — Он продержался три дня — значит, должен выздороветь.
Мидори содрогнулась в рыданиях.
— Я его так люблю! — провыла она. — Если он умрет…
— Не думай об этом. — Рэйко осторожно вытерла Мидори слезы. — Крепись ради дочери.
Но Мидори расплакалась еще горше при мысли о Таэко, которую оставила на попечении кормилицы. Она не могла принести дочку в комнату Хираты — боялась, что злые духи перекинутся на ребенка.
— Почему это случилось? — воскликнула Мидори.
— Судьба. — У Рэйко не нашлось лучшего ответа. — Мы все в ее милости.
Тут она увидела, как Хирата пошевелился и медленно открыл глаза.
— Смотри, Мидори-сан! Он очнулся!
Мидори вскрикнула. Схватила Хирату за руку, он моргнул, глядя на нее и на Рэйко. Затуманенный, пустой взгляд сосредоточился, словно душа вернулась в тело из преисподней, где он болтался между жизнью и смертью.
— Мидори-сан, — слабо прохрипел Хирата. — Рэйко-сан. — На его лице отразилось изумление. — Я жив? Тот ронин не убил меня?
— Да, ты жив, — снова заплакала Мидори, теперь уже от радости.
— И в сознании, — сказал доктор Китано, опускаясь на колени рядом с Хиратой. — Он очень сильный. Думаю, он быстро поправится.